Авторизованный перевод
"Хрен-нога!" - воскликнул возмущенно почтенный профессор
биологии херр доктор Шевченко после того, как закончил читать
текст длинной телеграммы - телеграмма пришла в его офис из Берлина
ранним утром 23 февраля. Он позвонил в лабораторию и позвал к
телефону свою секретаршу, фрау Ротт, профессор знал, что она там
... что она втихую пьет спирт ... он приказал ей бросить все дела
и немедленно спуститься из лаборатории к нему в кабинет. Прежде
чем старая пропойца появилась на пороге его двери, он встал с
кресла, сделал несколько шагов к большому венецианскому окну и
раздвинул тяжелые толстые шторы. За окном Профессор нашел красивый
вид: черные воды неторопливой Эльбы и замок Альбрехтсберг, который
возвышался среди голых оcин на противоположном заснеженном берегу
реки. Погода на протяжении двух последних недель стояла теплой,
и тонкий лед на середине потока растаял. Набережная часть города
была сильно повреждена во время недавнего воздушного налета союзников,
но старый замок стоял, неповрежденный. Его подвал был приспособлен
для нечастых встреч участников проекта "сало - инновационное
оружие возмездия". Серые взгляды, серые костюмы, плоские
шутки ... и никаких новых идей за последние полтора года... тоска
... профессор вздохнул.
Фрау Рот недовольно внесла себя в офис. Она давно уже весила
больше 200 фунтов - прибавив почти 30 фунтов с прошлого лета.
Поездки мотористов-одиночек в город по единственной асфальтированной
дороге часто перехватывались летающими крепостями с 9-ю сытыми
глотками на борту, так что подвоз обезжиренного молока (жир от
которого посылался на нефтяной завод), молодой моркови (остроконечная
форма которой напоминала академическому народу о том, что страна
находится в состоянии войны) и других полезных пищевых продуктов
в столовую Института стал убийственным предприятием. Поэтому местный
сельский люд - двуногие с развитой мускулатурой, почти исключительно
переключился на снабжение завода для синтеза нефти.
Еще прошлой осенью, испытывая нехватку в органически выращенном
продовольствии, уже немолодая фрау Ротт вынудила себя полюбить
сало. Сало она выгребала из гигантской бочки, хранимой в холодильной
комнате в лаборатории: каждое утро перед приходом дневной смены,
она лезла в бочку с большой ложкой и там внутри - она отдавалась
жирам. Часть своей добычи она меняла на этанол. Ее партнером по
бартерной торговле был Йохан, основное лицо в департаменте: Йохан
выдавал разные растворы студентам из оптической лаборатории по
соседству. Этот небольшой, но значимый довесок к ее рациону -
50 грамм этанола, добавленных в чашку горячего чая - не только
расплавлял куски сала в желудке фрау Рот, но и отгонял стыдливое
ощущение от всего этого ежедневного цирка по залезанию внутрь
бочки - на дворе шел пятой год войны.
"Что это?" - Профессор показал ей телеграмму из Канцелярии.
"Почему эти бумажные крысы - он сдержался, но не сказал твари,
- спрашивают, чтобы я написал более обширный отчет о своих новшествах
... о том, как наши инновационные достижения могут ускорить прирост
населения страны... кто печатал годовой отчет для Канцелярии?
Это были Вы?
"Простите, херр профессор", - начала было оправдываться
фрау Рот, но профессор ее перебил: "Вы знаете, как они думают?
И я думаю в данный момент о том, как легко было бы преобразовать
наше всемирно-известное научное заведение в бордель. Это делается
быстро - берем и заменяем одну букву в официальном названии лаборатории.
Что скажут наши иностранные коллеги? Они уверены, что мы на годы
ушли вперед в исследованиях жирных модификаций, и теперь что?
Выбросить все наши образцы в Эльбу, сменить тему, переехать в
то переполненное место под названием Сколеннбург под Берлином?
Быть можете вы способны дать мне минимальное представление, какие
слова я должен написать в меморандуме с общим названием "Господин
начальник Канцелярии, мне жаль мою больную задницу".
Фрау Рот смолчала, а профессор продолжал распаляться
- "Вы думаете, что Вы сделали мелкую опечатку? Поверьте мне,
фрау Ротт, сегодня я должен потратить на междугородные разговоры
многие часы, украв у себя и своих коллег золотое время. Думаете
просто вести беседы ни о чем? Думаете - это приятная работа -
установить связи и знакомства в этом безмозглом месте под названием
Канцелярия? Проблема с этими пруссаками в том, что единственная
"наживка", на которую они купятся - это подмаслить их
кишки нашим салом? Вы же знаете (в этот момент, он сделал паузу
и уставился на фрау Рот, изучая ее реакцию) - Вы должны знать
лучше, чем кто-либо еще в этих стенах.... он сделал паузу снова
... что мы имеем в подвале только одну неполную бочку. Профессор
внезапно замолчал.
Не выдержав молчания, фрау Рот вынеслась из офиса.
Профессор начал работать над текстом телеграммы своему старому
приятелю в Канцелярии. Одаренный сын этого приятеля зарабатывал
себе на жизнь, взламывая шкафчики в Институте Кайзера Вильгельма.
В течение дня профессор сделал несколько телефонных звонков и
узнал, что его годовой отчет был положен в особый сейф директора
Канцелярии, херра Бендера.
Его годовой отчет (который, как профессор надеялся, мало кто прочитал),
располагался вместе с другими отчетами в ящике, маркированным
как "наши главные успехи". Задача состояла в том, чтобы
найти форму ZZ31415 и смахнуть единственную букву в слове, тогда
отчет при проверке уйдет в архив без прочтения.
"Дорогой Алекс, - он написал своему коллеге в Берлин, - анализ
белков в типовом образце ZZPi нуждается в Вашем внимании, одна
последовательность должна быть изменена - прошу вас, введите пост-модификацию
во второй аминокислоте. Герцогиня кружкой Эсмарха бежит пруду.
Ваш Юстас".
"Очень хорошо", - ухмылка украсила лицо профессора,
когда он пересчитал число букв в послании. - "Я надеюсь,
что процесс ускорения прироста населения в Берлине теперь пройдет
гладко".
Вечером, всего 15 секунд после того как пробило 5 часов, народ
в лаборатории немедленно прекратил работу и стал торопливо покидать
здание. Профессор надел свое овчинное пальто и медленно пошел
со всеми по длинному коридору. Он повернул за угол, направившись
к двери мужской уборной, запер дверь изнутри и встал за дверью,
прислушиваясь к звукам в коридоре.
Когда шум в коридоре окончательно затих, Профессор возвратился
в свой кабинет. Там, в кабинете, он открыл потайной ящик большого
дубового шкафа и вытащил 3-литровую стеклянную банку, внутри которой
хранились образцы модифицированного жира. Самый большой кусок
был особенно привлекателен - он было аккуратно выложен нежными
слоями с включениями белка.
Профессор подошел к холодильному шкафу, нашел там склянку с этанолом,
и сделал "фифтяк" - 50% раствор этанола и воды - эта
жидкость напомнила ему выпивку, которую он и его университетские
друзья употребляли в качестве ежедневного напитка в добрые старые
дни.
Профессор наполнил граненый стакан до краев, и мужественно выпил
его содержимое в несколько больших глотков...
"Пошла, родимая", - крякнул Профессор - "ее мать
... хорошо пошла ..."
Он пропихнул в рот кусок сала.
Ночь наступала на город. Красный диск солнца почти достиг горизонта.
Грузное тело профессора чувствовало себя комфортно в старом глубоком
кресле, сделанном из богемского мореного дуба. Он включил коротковолновое
радио, встроенное в пепельницу, и настроился окурком на нужные
ему мегагерцы. Профессор ждал новых приказов из центра, пусть
даже переданных в самой необычной форме.
Так в кресле он и сидел, жуя кусок сала, перемещая его языком
с одной стороны щеки к другой, наблюдая, как медленно заканчивается
литровая фляга с фифтяком.
Перед собой профессор поместил пустую бутылку из под пива Heineken.
Это было его последней бутылкой пива, он купил картонную коробку
с 6-ю такими бутылками еще довоенных времен - те наклейки имели
знак "сделано в Голландии".
Время от времени Профессор стучал своим граненым стаканом по главному
символу на бутылке, пытаясь коснуться всех лучиков маленькой красной
звезды. "Родина знает, Родина слышит?" - задавал себе
вопрос профессор.
Часто он чувствовал себя как какой-нибудь эскимос, посланный
в безвоздушное пространство и позабытый диспетчерским пунктом.
"Центр, центр... кто я?"
Профессор вздохнул.
Внезапно, он услышал гул - быстро подбежал к окну и, во второй
раз за день, открыл тяжелые шторы. Эта пропойца, которая сделала
одну единственную орфографическую ошибку в обычном латинском слове
и тем самым испортила ему день, умудрилась закрыть шторы во всей
лаборатории за минуту перед уходом.
Он поискал глазами в небе и наконец увидел пару B-17.
"Парни, опаздываете, парни" - он произнес с чисто саксонским
возмущением. Он взял 24-кратный бинокль и начал внимательно разглядывать
самолеты.
Они быстро приближались, пересекая розоватое небо.. через 20
секунд он разглядел огромные звезды, нарисованные на их хвостах.
Закатывающееся солнце светило красными лучами на самолеты и этот
свет, отраженный от полированной поверхности белого металла делал
звезды красными - и это очень обрадовало профессора.
"Дельфин" ..... "Русалка" - профессор напряг
зрение и прочитал по-английски названия самолетов на боках длинных
фюзеляжей. Он ухмыльнулся, какая странная пара!
Когда самолеты подлетели еще ближе - профессор рассмотрел и запомнил
последовательность цифр, грубо намалеванных на фюзеляжах и крыльях
самолетов... он подошел к книжной полке и взял пыльный учебник
Маттауха и Херцога (известный среди его студентов как MATХЕР),
открыл страницу 223, нашел там ключ к шифру, и преобразовал недлинный
набор цифр в текст.
Профессор сразу понял содержание этого важного сообщения от Центра,
и даже оценил восклицательный знак в конце ....
Вызывал огонь на себя? Так бери!
... далее его действия стали стремительны: Он опустился под стол,
крышка которого была сделана из толстой дубовой доски, не забыв
прихватить остатки сала и наполненный стакан.
Несколько минут спустя тишина кабинета стала заполняться песней.
Слова этой песни свободно шли из увлажненного этанолом горла профессора.
Они прибывали как волны .... не только из горла, но и из самой
его души. О... те слова... те замечательные слова, профессор помнил
их сердцем, как будто это была волшебная последовательность важного,
но известного только ему, модифицированного белка.
За громким гулом приближающихся самолетов одноногий охранник,
на костылях пересекавший университетскую площадь по дороге в убежище,
вдруг удивился, услышав громкое пение, голос пел (пел причем на
иностранном языке) что-то странное, и мотив был такой знакомый
- как будто бы он даже слышал этот марш.
Охранник никогда так не добирался до убежища, бомба раскромсала
его на части как лист бумаги с написанной секретной информацией
(спросите Профессора - он знает, сколько их пропало в те дни).
Поздно вечером в низком кирпичном доме в Лондоне обоим пилотам
B-17 был сделан выговор.
Выговор был сделан за то, что они не смогли поразить северное
крыло одинокого серого здания, на берегу реки Эльба, что стоит
в лесу напротив замка Альбрехтсберг - это здание было главной
целью операции "Липидо", скоординированной объединенным
офисом военных министерств в Вашингтоне, округ Колумбия.
* * *