Народный фронт Америки

Редактор до половины перегнулся за подоконник, страдальчески скривился от изжоги и сплюнул, ощутив явственный позыв последовать за своим плевком. Послышался треск разношенного телетайпа. "Ничего хорошего, сэр, - пропищала секретарша, - санкционированный митинг Народного Фронта в Нью-Йорке. Требуют вывода оккупационных войск. Паркинса скальпировали." "Я так и думал, - безнадежно сказал шеф, - Иеремия, сукин ты сын, - повернулся он ко мне, - это у тебя я тогда видел самиздатовскую копию Фенимора Купера? Вот и поедешь к своим могиканам!"

Спустя неделю я все еще был на пристани, ожидая отхода двухмачтового барка, груженного гранулированным грузинским чаем. Его название "Солидарность" звучало мрачным издевательством из-за продолжающейся забастовки докеров. При мне был фотоаппарат времен Кромвеля, выданный в редакции, и купленный на черном рынке билет. Жена рыдала у меня на плече, а маленький сынишка бегал вокруг с игрушечным томагавком, вопя: "Я убью тебя, папа!" Все три месяца изнурительной качки я пролежал пластом в заплеванном твиндеке под плакатом "Доблестный Британский флот на страже священных рубежей нашей многонациональной Родины".

Хмурым утром "Солидарность" пришвартовалась в Бостонской гавани, и я весь в крысином помете ступил на берег. На улицах Бостона мелькало множество туземных головных уборов из перьев зимородка и иволги. Люди направлялись к центральной площади, где у несуществующего памятника Вождю-освободителю возвышалась куча цветов, ритуальный столб-тотем, украшенный скальпами провокаторов, и огромный плакат с надписью "Бледнолицые оккупанты геть хоум!"

Здесь начался митинг. Среди звездно-полосато-желто-голубой символики одиноко виднелись красные, в цвет мундиров Гвардии Его Величества, флаги Интердвижения.

Позеленевший оратор-эколог поносил насильственное внедрение в сельское хозяйство чужеродных культур: "Вместо нашего родного маиса поля заросли подорожником, этим гнусным следом белого человека. Даешь кукурузу!" "Даешь индейские школы и индейскую письменность на бересте! - вторил ему представитель какого-то "Возрождения", - "и давно пора положить конец миграции." Имелся в виду завоз на плантации негров. Затем на трибуну выполз одноглазый экстремист из "Лиги Свободной Америки". "Сограждане! - зарычал он, придерживая беспалой рукой простреленную челюсть, - или в меня слишком мало стреляли бледнолицые собаки, или я чего-то здесь не понимаю! Не знаю, как вы, а вот мы в Аппалачах…" Тут он отчаянно задергал скобу винчестера, однако его вовремя сбросили вниз. "Надо проявлять выдержку, - сдавленным голосом сказал ведущий, - Закон о языке - вот наше главное оружие. Кто брешет не по-нашему - тому вырвать!" Вверх взвились сотни потрясающих томагавками рук. У меня за зубами похолодело и я попятился назад. Тем временем началось языческое богослужение с жертвоприношением. Тотемизм был запрещен еще сорок лет назад: колониальные власти уверяли, что колдуны самораспустились.

Поздно вечером с последним фургоном я прибыл в Нью-Йорк. Шел дождь; в совершенной темноте я с трудом отыскал разоренное помещение корпункта и кремнем от фотоаппарата высек огонь. Надпись на стене кабинета гласила: "Протестуем против необъективного освещения событий в Америке средствами массовой информации!", а к точке восклицательного знака прилип клок окровавленных волос моего предшественника.

Утром я заявился в штаб-вигвам Народного фронта. Там милая секретарша с трубкой мира, прилипшей к губе, объяснила, что все руководство со вчерашнего дня на заседании. У входа толпились распространители самиздата. Свежий номер бюллетеня НФ "От Муда", что по местному значит "Возбуждение", шел нарасхват. Наконец из соседнего вигвама в табачном облаке появился сильнотатуированный человек и шатаясь побрел к бочке с водой.

"Союз - Аполлон" - 1975 г.

Неполиткорректные истории

"Ностальгия"

"Пропавший портфель"  (тавтограмма)

- Скажите, - спросил я, - можно у вас взять интервью?

- Берите все, что угодно, - бессильно ответил он на местном наречии, - сейчас будет брифинг. Откуда пришел мой бледнолиций брат?

- Лондонское бюро информационного обмена (Л-БИО).

- Бледнолицый брат, который был тут три луны назад, - сказал он, отфыркиваясь, - лгал своим соплеменникам там, за морем. Мы сняли скальп с нашего бледнолицего брата. Теперь он не будет лгать о нашем народе и его великих сахемах.

Хук!

С татуированным вождем я когда-то вместе учился в Кембридже. Он был чистокровный ирландец, и о том, что он знает хоть словечко по местному, я не подозревал…

На брифинг я попал в тот момент, когда осипший докладчик добрался до слов: "…официальная версия о так называемом открытии Америки оскорбительна для патриотического самосознания".

"Глубочайшие демократическое традиции инков, гомогенная культура майя, миролюбивая федерация ацтеков, наконец, наше исконное единство с девственным животным миром - все это было втоптано в грязь испанскими сапогами конкистадоров, забито прикладами английских мушкетов, потоплено в огненной воде."

"…Настоящая декларация, нигде, на за что и ни в одном месте не ущемляющая наших бледнолицых братьев, в перманентной преемственности нашего культурного наследия утверждает вечный тотемический столб нашего единства и нашей государственности на нашей древней земле."

Я решил, что на сегодня хватит, и ушел в пивную "Христофор Колумб", напротив ежедневно и изобретательно оскверняемого одноименного монумента.

Там галдели упившиеся анахронисты, противники господства времени, и мальчишка с глазами фанатика сунул мне отпечатанный красным по черному номер газеты "На баб". Вечером, пытаясь приладить на место высаженную дверь корпункта, который должен был стать моим пристанищем на всю оставшуюся жизнь, я вспомнил полные зловещего смысла слова из Преамбулы к Декларации Народного Фронта:

ИСТОРИЧЕСКИМ ХОЗЯИНОМ АМЕРИКИ ЯВЛЯЕТСЯ НАРОД ИНДЕЙЦЕВ

*   *   *