Летом 1966 года я закончил с золотой медалью среднюю школу и поступил в МФТИ, расположенный в городе Долгопрудном. Абитуриенты сдавали четыре основных экзамена (письменный и устный по физике и математике), а потом было сочинение. Успешно преодолевших эти барьеры приглашали на собеседование, где кое-кому сразу объявляли, что они приняты (ура!), остальным предлагали подождать. Я попал в число остальных, несмотря на полученные высокие баллы, и очень волновался, поскольку ходили упорные слухи, что евреев принимать не будут.
Так оно в основном и вышло, но лишь начиная со следующего года, потому что (по объяснению однокурсника Валеры - больше комсомольца, чем физика) Израиль напал на арабские страны. Валера также предсказывал неминуемый крах сионистского государства, если не вмешается Америка, и полагал, что решающую роль в войне сыграет бедуинская конница. Он верил в коня и саблю больше, чем в боевые машины (по-видимому, после просмотра кинофильма "Чапаев")...

"Шестидневная война" стала темой одного из семинаров, проведенных начальником военной кафедры МФТИ Александром Васильевичем Беляковым по курсу "История войн и военного искусства". При этом и студенты, и преподаватель явно симпатизировали "агрессору", а не разгромленным арабским "союзникам". Поначалу генеральский мундир Белякова и его легендарное прошлое (он был штурманом у самого Чкалова) как бы гипнотизировали нас, но вскоре мы поняли, что этот строгий на вид человек - доброжелателен, много знает и умеет толково объяснять.
По окончанию курса мы должны были изучить что-нибудь (по своему выбору) из военной истории и подготовить соответствующий реферат. Мало кто верил, что Беляков будет читать наши рукописные труды, разбираясь в чернильных каракулях. Может быть, по этой причине один чересчур "разгулявшийся" озорник приписал в реферате своего приятеля неприличную фразу, где литературными были всего два слова: товарищ генерал. После выставления оценок, Беляков подозвал автора реферата, указал на "вставку" и спросил, чья это работа.
"Я все сделал сам!" - горячо заговорил студент, решив, что его подозревают в плагиате. Миг спустя он чуть не потерял сознание от ужаса. "Не волнуйтесь, - улыбнулся генерал, - я вижу, что почерк - не ваш. А фразу вы все-таки уберите: она - не по теме реферата..."

С военной кафедрой МФТИ связана и другая забавная история, главным действующим лицом которой стал Леонид Иванович Альбов, молодой рыжеволосый майор, исполнявший функции замдекана нашего факультета. Представьте, что вы - отец хорошего, но не очень дисциплинированного парня, на которого иногда жалуются учителя... После этого вообразите, что у вас таких - четыре сотни, а в роли директора школы - проректор института по учебной части Кузьмичев, служивший во время войны на флоте старшиной второй статьи... Теперь вы имеете ориентировочное представление о положении замдекана факультета. Едва успев принять "бразды правления", Альбов получил выговор за то, что первокурсники не приходили на лекции по истории КПСС, и будущее не казалось более спокойным...

Однажды нам представили "засекреченного" профессора, приглашенного "со стороны" для чтения лекций по термодинамике ракетных двигателей. Несмотря на возраст, он выглядел довольно спортивно. Еще мне запомнились его красноватое обветренное лицо и "ежик" седых поредевших волос. Профессор, добродушно улыбаясь, объяснил, что последние двадцать лет он проработал в лабораториях и на полигонах, но хотел бы снова вернуться к преподаванию.
Начало было довольно любопытным: профессор "с ходу" вывел несколько основных формул и дал им наглядную физическую интерпретацию. Потом все же сказался долгий перерыв в преподавательской деятельности: он стал уходить в технические детали, интересные в основном для узких специалистов, и связь с аудиторией ослабла. Студенты постепенно занялись иными делами: готовили задания по другим предметам, переговаривались, а кое-кто (на задних рядах) играл в шахматы и даже в преферанс. Профессор, увлеченный своим рассказом, не сразу заметил происшедших изменений. К тому же он был близорук, хотя редко носил очки.

Конечно, периодически заглядывающие в дверь офицеры быстро установили, что дисциплина упала, и однажды на лекцию пришел Альбов в гражданской (чтобы не обидеть профессора непрошенной "помощью") одежде. В ней он выглядел еще моложе своих лет. Комната была длинной, и Леонид Иванович занял стратегически выгодную центральную позицию. Для маскировки он даже что-то конспектировал, но услышав чьи-то разговоры и смех, тут же разворачивался в сторону нарушителей дисциплины, устремив на них строгий осуждающий взгляд.
На середине лекции профессор вдруг осекся и дрожащим от ярости голосом потребовал: "Молодой человек с рыжими волосами, встаньте!". Альбов сначала по инерции осмотрелся в поисках возмутителя спокойствия, но потом, осознав, что речь идет о нем самом, встал по стойке "смирно". "Повторите, пожалуйста, мою последнюю фразу о температурном режиме камеры сгорания", - строго сказал профессор.
При всем желании Леонид Иванович не мог правильно ответить, так как решал другие задачи, однако признаться в этом было бы явно неразумно по многим причинам. Мы с интересом ожидали, как он выпутается из столь неожиданной ситуации. "Извините, товарищ профессор, я прослушал", - выдавил наконец замдекана факультета и густо покраснел.
"Немудрено, что вы прослушали", - сказал профессор ядовитым голосом и, надев очки, взял в руки список слушателей. "Я слежу за вами уже двадцать минут, и все это время вы вертелись, как юла, и беседовали с сидящими сзади. Если моя лекция вам кажется скучной, то я вас не задерживаю. Назовите, пожалуйста, свою фамилию!". Это был тот самый случай, когда правда прозвучала бы как ложь: профессор, не найдя фамилии "нарушителя" в списке, решил бы, что он вдобавок еще и обманщик. Предложить профессору выйти вместе за дверь, чтобы объяснить ситуацию, могло быть воспринято, как агрессивный вызов...
"Простите, товарищ профессор, я больше не буду вертеться", - прошептал бедный Леонид Иванович, повесив рыжую голову. "Садитесь!" - смилостивился профессор, откладывая список в сторону. - "Я вот чему удивляюсь, молодой человек, судя по обручальному кольцу, вы - уже глава семейства. Вам пора думать, как прокормить семью. Бог с ними, с этими реактивными двигателями, но ведь механика жидкостей и газов - ваша будущая специальность. От того, насколько хорошо вы ее знаете, будут зависеть ваша зарплата и ваш авторитет. К тому же это - действительно очень интересно: здесь - масса парадоксов. Например..." - и он продолжил лекцию, однако теперь контакт с аудиторией был полностью восстановлен, и вопрос о дисциплине перестал быть актуальным...

На Физтехе был очень популярен баскетбол, поэтому организовывались самые разные соревнования: между группами, курсами и факультетами. Сборная МФТИ играла с командами других институтов, но самыми интересными считались игры на кубок Юрия Гагарина, в которых принимали участие также Московский авиационный институт (МАИ), инженерная Академия им. Жуковского и другие учебные организации, имеющие отношение к "космосу".
В сборной МФТИ выделялись два защитника: напористый Володя Рощупкин и техничный Сережа Выговский, а также центральный нападающий Володя Криворученко, чернобровый атлет, который впоследствии стал одним из главных участников массовых телепередач, организованных журналом "Техника - молодежи". Те, кто смотрел эти передачи, могут легко его вспомнить: он там как-то прокатился на велосипеде.
В физтеховской команде было гораздо меньше рослых и мощных игроков, чем например, в сборных МАИ и МАТИ, поэтому основной упор делался не на борьбу под щитом соперника, а на меткие броски с дальних и средних дистанций. К сожалению, в то время еще не были введены "трехочковые" броски (из-за шестиметровой линии), иначе сборная Физтеха добилась бы большего: "снайперов" в команде хватало...

Много лет спустя я подготовил занимательную статью о физике баскетбольного броска, которая была опубликована сначала в "Кванте", а потом, с небольшими изменениями, - в "Quantum", на английском языке. В ней элементарными методами находился оптимальный угол броска в зависимости от дистанции и роста игрока. Однажды эту статью увидел мой знакомый и дал почитать своему сыну, начинающему баскетболисту. Месяц спустя я встретил этого человека и не без тайной надежды спросил о достигнутых успехах. "О нет, он еще не стал мастером броска, - честно ответил отец, - но уже может научно объяснить, почему промахивается..."

Первый номер "Кванта" вышел в 1970 году, и этот физико-математический журнал сразу стал очень популярным, причем не только среди школьников. Подобно самому Физтеху, "Квант" был создан по инициативе академиков (в частности Петра Леонидовича Капицы), однако активное участие в становлении и развитии журнала принимали студенты, аспиранты и выпускники МФТИ, имевшие опыт проведения олимпиад по физике и математике и работы в Заочной физико-технической школе.
В одной из статей первого номера "Кванта" говорилось: "Многие полагают: чтобы найти что-нибудь необыкновенное, надо отправиться очень далеко, лучше всего в космос. В обыденной жизни вокруг нас все хорошо известно, и ничего интересного нет. Какое заблуждение! Мы окружены загадочными явлениями, но не задумываемся над ними, потому что они привычны". Эти слова могли бы стать эпиграфом к любой статье, опубликованной в "Кванте".
Откуда, например, произошло слово "ромб"? Как вы думаете? Оказывается: от греческого слова, обозначающего "бубен". Мы привыкли к тому, что бубен - круглый, но в древности бубны имели форму квадрата или ромба, о чем, кстати, свидетельствует изображения "бубен" на игральных картах...
А почему скрипит плохо смазанная дверь и что такое - квантовая физика?.. В "Кванте" просто и занимательно объяснялись любые проблемы, а спустя некоторое время в нем появилась и шахматная страница...

Самым сильным шахматистом на Физтехе в мое время считался студент Анатолий (Натан) Щаранский. Был он невысок, а лицом чем-то напоминал артиста Михоэлса, которого я, правда, знал лишь по фотографии. Шахматы, что ни говорите, - игра азартная, и проигравший нередко дулся на победителя. Иногда соперничество простиралось далеко за пределы шахматной доски, однако я не помню никого, кто обижался бы на Щаранского. Его уважали все (и не только за сильную игру в шахматы), даже тот же Валера, который предлагал избрать Щаранского в факультетский комитет комсомола, косвенно угадав таким образом общественно-политическое предначертание Натана. В Валере странным образом сочетались два противоречивых качества: рассматривая себя как антисиониста, он все-таки не был антисемитом.

В одном из советских кинофильмов, вышедших на экран в начале шестидесятых, звучала грустная песня со словами: "Идет по Нью-Йорку холодному, а может быть, по Лондону, а может, по Мюнхену бродит он, - смоленский парнишка простой". Многие выпускники МФТИ теперь живут и работают за границей, иногда я встречаю их прямо на улицах. Нью-Йорк - совсем не холодный, а в летнее время там - очень жарко. Я никогда не жил в нем, я люблю "провинциальную" Америку с ее необычайно красивой природой и улыбчивыми дружелюбными людьми.

Вообще, людям свойственно тосковать скорее об ушедшем времени, чем о покинутых местах: по существу, Родина - это родные люди, а не "родные березы", - и в этом смысле Физтех был нашей "малой Родиной". МФТИ часто сравнивают с Массачусетсским технологическим институтом, имея в виду направленность и уровень требований к студентам и преподавателям. Что же касается "предков", то я вспомнил бы о Царскосельском лицее, хотя аналогия здесь может быть скорее почувствована, чем доказана...
1966 год стал юбилейным для нашего института: ему исполнилось ровно 20 лет. В этом же году ректор МФТИ Олег Михайлович Белоцерковский был удостоен Ленинской премии за труды по вычислительной математике и аэродинамике. Молодой институт и молодой ректор. Я присутствовал на торжественном собрании и видел, как выступали знаменитые ученые. Один из них, не помню кто, сказал, что хотел бы дожить до 50-летнего юбилея МФТИ...

Последний раз я побывал в Долгопрудном весной 1991 года, перед выездом в Америку. Физтех разросся, появились новые задания, но старые - нуждались в основательном ремонте. Стало грустно, как будто я - сын, приехавший повидаться с отцом после долгой разлуки, и вместо былого богатыря увидел перед собой усталого пожилого человека...
Мир существенно изменился за прошедшие годы и больше не нуждается в "экспоненциальном" росте числа физиков. Некоторые из них уже переквалифицировались в программисты и бизнесмены, однако, я верю, что МФТИ переживет это трудное время перестройки. Прогнозы на будущее лучше всего делать, анализируя прошлое. В конце двадцатых годов Америку потряс экономический кризис. В числе первых пострадали те, кто занимался фундаментальными исследованиями: им стало гораздо "легче" потерять, чем найти работу. Прошло меньше десяти лет, - и страна остро ощутила потребность в физиках, как в ведущих, так и "средних". К счастью для Соединенных Штатов, сюда из Европы бежали, спасаясь от Гитлера, сотни специалистов... "Грядущие годы таятся во мгле", но я - сторонник детерминированной пространственно-временной модели: Физтех - вечен, и он - везде, где живут и работают его выпускники.