Репина И.А. ОТ ПЕРВОГО СЕНТЯБРЯ ДО ПЕРВОГО АПРЕЛЯ Репина Ирина Анатольевна (Субботенко) - младший научный сотрудник лаборатории взаимодействия атмосферы и океана Института физики атмосферы РАН. Автор серии литературоведческих статей. Выпускница Физтеха 1990 года.

Забор Физтеха был буквально облеплен людьми. Кому позволяла комплекция, пытались протиснуться сквозь прутья решетки, другие карабкались по забору вверх, но дружинники доблестно отбивали все атаки. Нет, Физтех никто не собирался брать штурмом. Просто шли вступительные экзамены, и родители, которых на территорию не пускали, волновались за судьбу своих чад. А чада тем временем доказывали, что они способны быть студентами лучшего технического вуза страны. К четвертому экзамену толпа родителей редела. А благополучно выдержавшие испытания устной и письменной физикой и математикой абитуриенты допускались до сочинения.
Позже я узнала, что смысл этого экзамена - проверить, умеет ли будущий студент держать в руках авторучку; и принимает его кафедра иняза. Входов и выходов уже никто не перекрывал, в аудитории можно было не только переговариваться, но и свободно ходить. Мой сосед, отчаянно грызя ручку, уже час создавал первую фразу сочинения на тему "Пошлость и мещанство в произведениях Чехова". В конце концов создал: "Когда мы слышим о пошлости и мещанстве, мы сразу вспоминаем Чехова". Но это значения не имело - экзаменационный марафон был пройден. Оставалось собеседование.

Абитуриенты подразделялись на две группы: одни приехали издалека и жили в общежитии, а другие каждое утро приезжали на электричке из Москвы. Жившие в общежитии имели одно преимущество: не успевшие разъехаться студенты - как правило, либо хронические задолженники, либо оставшиеся на отработку третьекурсники - с ходу посвящали их во все тонкости физтеховской жизни. Кроме того, они могли наблюдать замечательное явление - возвращение пятикурсников со сборов. Толпы студентов в гимнастерках и синих беретах строем ходили по Долгопрудному и горланили песни, разобрав отдельные слова которых родители начинали сомневаться. И на осторожный вопрос: "Неужели, сынок, ты через пять лет будешь таким же?" - с облегчением слышали искренний ответ: "Что ты, мама, никогда не буду". Надо ли говорить, что при благополучном исходе дела, через пять лет этот розовощекий прилизанный маменькин сынок в не очень трезвом и не очень бритом виде так же мерил строевым шагом улицы славного города Долгопы.

Абитуриенты из общежития, придя на собеседование, уже знали, что идти в соседнюю аудиторию за ведром ртути не стоит; если попросят обойти вокруг стула, нужно спросить сколько раз и в какую сторону, а то, что сторона графина, обращенная в тень, теплее освещенной солнцем, означает не особые законы преломления, а то, что графин просто повернули. Москвичи этого не знали и поэтому чувствовали себя менее уверенно.
28 июля - стенды перед Лабораторным корпусом с фамилиями счастливцев, слезы, объятия, гонцы из других вузов, прямо на месте вербующие неудачников в свои ряды. 30 августа - концертный зал, поздравления ректора и прочих, многочисленные уверения в великом будущем присутствующих, которые пополнят ряды научной элиты страны. Щелчок фотоаппарата - новый первый курс ФАКИ на ступенях главного корпуса. И - поля совхоза "Большевик".

Полевыми работами руководила военная кафедра. И в столовой красовался плакат с бессмертным высказыванием майора X.: "В поле дождя нет!" Другой майор в день приезда собрал нас на построение и долго перечислял чего нельзя делать, находясь на колхозных работах Особенно сурово он отметил: "В сопло самолета не залезать." Действительно, на детской площадке пионерлагеря "Курчатовец", в котором мы жили, стоял маленький самолет. В его сопло с трудом пролезала голова и, кабы не предупреждение майора, никто бы и не подумал туда лезть. Но физтехи, даже только что получившие новенькие студбилеты, народ пытливый. "Значит, там что-то есть!" И не было, наверно, ни одного человека, который хоть раз не заглянул бы в сопло. Некоторых приходилось вытаскивать оттуда за ноги.
Вернувшись с полей, мы с гордостью прочитали в одной из центральных газет заметку, что уборка свеклы в совхозе "Большевик" полностью механизирована. Приятно осознавать себя механизацией!

Однажды настал торжественный день. Нас привезли на ВДНХ, которая еще была Выставкой достижений народного хозяйства, в павильон "Космос", который еще был павильоном "Космос". Опять речи и поздравления. Представитель базовой кафедры с восторгом говорил, что каждый день в море тонет по кораблю (это к вопросу о необходимости улучшения средств связи), а мы - будущие океанологи - ощущали приятное посасывание под ложечкой от мысли, что мы будем ходить в море на каких-то кораблях и пусть даже и тонуть, но там, в синем океане... А кто-то будет строить космические корабли еще лучше и совершеннее, чем те, что выставлены в павильоне. А кто-то полетит на этих кораблях к звездам, как космонавт Серебров, выпускник нашего факультета... Шел 1984 год, и страна гордилась своими достижениями в космосе.

А поздно ночью колонна студентов ФАКИ шла с факелами к памятнику матросу Железняку, который еще стоял у поворота на Дмитровское шоссе. Какое отношение революционный матрос имел к аэрокосмическим исследованиям, неизвестно, но именно у этого памятника первокурсники ФАКИ произносили торжественную клятву и становились полноправными студентами Физтеха. И начиналась обычная студенческая жизнь: с заданиями, сессиями, зачетами и всем остальным, без чего нет обычной студенческой жизни.

Женская половина составляла на Физтехе абсолютное меньшинство во все времена. Девушек периодически то расселяли по корпусам своих факультетов, то собирали в отдельный корпус. В мое время таким корпусом был №4. "Четверка" выгодно отличалась чистотой и уютом. Но комендантша Ольга Ивановна строго следила, чтобы истосковавшиеся по чаю из фарфоровых чашечек, налитому нежной женской рукой, посетители не задерживались позже 23.00.
Следила она и за многим другим. На каждой двери висели правила поведения в общежитии, один из пунктов которых гласил: "Запрещается: эстетически украшать комнаты". И картинки, которыми пытались прикрыть трещины в стенах, безжалостно срывались. Говорят, кто-то даже повесил портреты членов Политбюро - попробуй сорви. До сих пор перед глазами картина: Ольга Ивановна, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, идет по коридору, волоча за собой горсть реквизированных электроплиток... Но жизнь есть жизнь, и не только до 23.00 час. Существовала пожарная лестница, масса способов изъятия студбилетов с вахты и т.д. и т.п.

Наступил 1985 год. И однажды черная ленточка появилась на приспущенном флаге. Мы жили в эпоху великих похорон и хоронить вождей уже привыкли. Преподаватель Школы журналиста (а такая в наши времена на Физтехе была) Иосиф Михайлович Дзялошинский говорил нам: "Вы не представляете, в какое счастливое время вы живете. Лед тронулся, стало интересно жить. И с каждым годом будет все интересней". Действительно, шел апрельский пленум и веяло весной. Скоро появились всякие мудреные слова: "перестройка", "плюрализм". Заговорили о демократии. На ФАКИ комсомольское собрание продолжалось до двух часов ночи.
В мае - известный указ. Внешне это выразилось только в том, что эквивалент обмена в объявлениях на столовой из ящика пива превратился в торт. Два студента чуть не вылетели с шестого курса, через неделю после указа, в нетрезвом виде поздоровавшись с директором студгородка.

В те времена Главный корпус был завешан стенгазетами. Каждый факультет имел свою газету и свою стену, куда она водружалась. А масштабы ограничивались только высотой потолка. Чего только не рисовалось и не писалось в этих газетах!
Однажды приехал на Физтех какой-то психолог читать лекцию. Долго говорил о всяких отклонениях, а потом стал показывать картинки, по реакции на которые можно определить психическое состояние человека. Показал что-то вроде металлической кружки, отороченной мехом. Народ спокойно смотрит. А, что тут, собственно, такого? Маразм - конечно. Но мы в наших стенгазетах и не такое видели. Следующий кадр - опять никакой реакции. Психолог уже лихорадочно меняет картинки: но с тем же результатом. Его резюме было кратким: "Я многое видел. Но чтобы целый зал шизофреников..." Вот что такое стенная печать. Особенно отличалась "РФ-газета". Появлялись даже объемные номера.
Редакция "За науку", которая выпускала настоящую многотиражную газету, орган парткома, профкома, ректората и комитета ВЛКСМ, тоже раз в году позволяла себе расслабиться и к ежегодной комсомольской конференции делала экспресс-газеты в лучших традициях стенной печати. Как ни странно, именно с развитием демократии, когда писать стало можно что угодно и как угодно, стенгазеты медленно угасли.

Вслед за демократизацией к Физтеху подкрадывалась компьютеризация. Первым признаком было строительство нового корпуса - корпуса прикладной математики, позже за необычный фиолетовый цвет нареченного чернильницей. На первом курсе мы лазили на крышу еще недостроенного здания смотреть салют. В пустых темных залах каждый звук отзывался многократным эхом. И вдруг где-то что-то с грохотом упало... Только на улице прошла дрожь в коленях.
Корпус вступал в действие частями, а мы считали наши задачи на старушке БЭСМ-6. Про эту машину ходил такой анекдот. Выносили студенты из корпуса осциллограф, а вахтерша их остановила: "Ребята, что и откуда несете?" Ей объяснили, что из лаборатории с разрешения преподавателя. Звонит она по указанному телефону: "Тут ребята несут". "Что несут?" Она к студентам: "Что несете?" "БЭСМ-6, бабушка". "БЭСМ-б несут". "А, коль могут, так пусть несут", - ответил преподаватель. Эта ЭВМ занимала несколько терминальных залов и общались с ней с помощью перфокарт. Надеюсь, мы последнее поколение физтехов, которые знают, что это такое.

Демократия демократией, а Физтех считался все-таки режимным вузом. Несколько раз за время обучения заполняли мы суровые анкеты, выясняющие все про нас и наших родственников.
За соблюдением режима следил проректор по режиму. Он прославился тем, что примерно в одно время с известным письмом Нины Андреевой в "Огоньке" было опубликовано письмо проректора МФТИ, который требовал прекратить порочить светлое имя И.В. Сталина и деятельность известных органов, которая всегда была направлена только на благо народа. "Огонек" тогда читали все, и долго еще спрашивали меня разные люди что за странные проректора в нашем институте.
Как известно, учебные корпуса Физтеха огорожены решетчатым забором. В заборе имеются многочисленные калитки, позволяющие максимально оптимизировать свой маршрут. Раньше на ночь они запирались, а для засидевшихся в читалке оставляли открытыми одни ворота. И вот в один прекрасный день все калитки оказались закрытыми. Войти на территорию можно было только через самые дальние от всех корпусов ворота, у которых появилось КПП. В КПП сидели вахтеры. Порой они были изрядно навеселе, но свои обязанности выполняли с завидным рвением. В первый же день своего пребывания на боевом посту они потребовали пропуск у одного из основателей Физтеха, приехавшего читать лекцию. Он попытался им объяснить, что он, мол, Отец Физтеха, но, услышав в ответ разные сведения о своей матушке, выругался в ответ и уехал. Потом перед академиком долго извинялись.
Событие, вызвавшее эти меры, было, в общем-то, трагическим: на одного из заведующих кафедрой было совершено покушение - к счастью, неудачное. Вот проректор по режиму и решил, что вся беда в том, что бабушки-вахтерши не могут обеспечить правильный пропускной режим.
Запертые калитки создавали массу не очень существенных, но раздражающих неудобств. Но на вопрос в чем причина таких действий, проректор бодро ответил: "Что за странные вопросы? Вот мы в наше время не спрашивали что и зачем, нам говорили, а мы делали." Каждый день по институтскому радио громили нарушителей, посмевших лазить через заборы. Но времена все-таки изменились. Все стенгазеты разразились экстренными выпусками. Даже взяли интервью у самого проректора. И он объяснил, что это только первые шаги. Охрана Физтеха поставлена из рук вон плохо. Необходимо обнести территорию бетонным забором с несколькими КПП. Но это не все. Кроме учебных корпусов есть еще и студгородок. Студенты часто собираются и не всегда отслеживают о чем можно говорить, а о чем нельзя. Чтобы их разговоры не доходили до посторонних ушей, студгородок тоже нужно обнести бетонным забором, а для удобства студентов под улицей Первомайской проложить подземный переход.
Перспектива жить за бетонным забором никого не устраивала. Страсти разгорались. Вахтеры уличались в пьянстве, студенты - в хулиганстве. Даже природа выступила против инициатив проректора: вдруг стал оседать столб, поддерживающий одну из калиток. Неизвестно, чем бы все кончилось, но однажды ночью раздался тихий взрыв и первые прохожие обнаружили дыры на месте ворот перед Главным и Новым корпусами. "Все открою, только ворота верните", - говорил проректор. А ворота, по разным сведениям, либо лежали на дне Долгих прудов, либо ехали в Дубну в тамбуре электрички. Некоторое время еще были закрыты калитки около Аудиторного корпуса, а КПП исчезло как-то само собой.

С особым волнением, а администрация с ужасом, ожидали на Физтехе наступление первого апреля. Были шутки традиционные: "Новодачная" переименовывалась в "Водочную" (несмотря на то, что на платформе в этот день ставили милиционера), улица Первомайская - на всем протяжении - в Первоапрельскую. Иногда возникали шутки далеко не безобидные: движение электричек на Савеловской дороге было прервано из-за того, что замкнули светофор, а рельсы выкрасили в черный цвет. Представляете картину: ночь, едет электричка; машинист видит красный свет и останавливается; пять минут стоит, полчаса стоит, потом выглядывает вперед и видит, что рельсов дальше нет!
Юмористов долго искали, да так, кажется, и не нашли. Как не могли ничего поделать и лишенные чувства юмора владельцы машин, заносимых ночью толпой студентов на платформу Новодачная - сигнализации на машины в те времена еще не ставили. Долго красовалась перед Главным корпусом нарисованная масляной краской огромная пуля. Играли четверо: ректор, два проректора и некий "Я". Естественно, "Я" был в больших плюсах, а все остальные в минусе. Говорят, один из проректоров потом долго возмущался: "Чтобы я, да в таких минусах - не было такого!" Пулю периодически подновляли, но в конце концов ее все-таки смыли атмосферные осадки.

Физтех 80-х... Разговоры о политике, о гуманитаризации. Пока мы еще гордимся, что мы лучшие, но первые признаки заката уже есть. Ежегодный День физика, постепенно превратившийся в "Дни", а с 1986 года ставший всесоюзным. Долгожданное открытие метро "Савеловская", возрождение КВН. Бесконечные выборы. Спектакли театральной студии, которая перед своим угасанием успела стать Народным театром. На стипендию еще как-то можно жить. А столовая Физтеха по-прежнему лучшая в Союзе, и каждый новый директор обещает сделать ее еще лучше.

Шесть счастливых лет пролетели, как один день. В 1990 году нам вручали дипломы. Мы еще распределялись, в основном, на родные базы. Мы еще успели побывать в океане. Но очень скоро наша профессия оказалась одной из самых непрестижных.
Мало кто из моих однокурсников остался в науке - а кто и остался, то далеко от этих берегов. Вряд ли кто-нибудь из первокурсников 1984 года, гордо фотографировавшихся на ступенях Главного корпуса, мог даже в кошмарном сне увидеть свое коммерческое будущее. Но тем не менее Физтех научил нас бороться, научил выживать. Почему-то мне грустно видеть на Физтехе всевозможные экономические кафедры, хотя это тоже способ выживания.
Плохие времена имеют свойство кончаться. И остались еще, к счастью, школьники, которые хотят быть не банкирами, а научными сотрудниками. История Физтеха продолжается.