Пухначев Ю.В. ОСНОВАНИЕ АЙСБЕРГА Пухначев Юрий Васильевич - научный обозреватель журнала "Наука и жизнь". Выпускник Физтеха 1964 года.

. . . . . . . . . . . . . . . .

В 1964 году студенты нашей 838 группы поступали в аспирантуру (рекомендацию дали всем, замечательный был состав). Аспирантов было принято нагружать общественной работой. Мне и моему другу Юре Попову (сейчас он заместитель директора Института прикладной математики РАН, а тогда мы учились в одной группе) предложили "сделать поинтереснее нашу газету".

Оба мы с первого курса работали в стенгазете аэромеханического факультета "Стрела", потом участвовали в КВН, в той прославленной команде, которую возглавлял Саша Зацеляпин, печатались в "Комсомольской правде" и уже успели опубликовать довольно солидную статью в журнале "Наука и жизнь" - тогдашнем ведущем научно-популярном журнале страны. Нам льстило, что главный редактор журнала В.Н. Болховитинов принял статью на ура, причем не за мудрость наших мыслей (мы просто грамотно изложили мысли ученых, которых интервьюировали), а за лихость изложения. Помню, чтобы пояснить предельный характер скорости света, мы, не заглянув в песенник, по-своему процитировали песню "Катюша": "Ой ты песня, песенка девичья, ты лети, как ясный солнца свет" (в подлиннике - "за ясным солнцем вслед"): вот, мол, какая образованная девушка - посылает привет любимому с наивысшей из возможных скоростей. На это тотчас откликнулась "Литературная газета" - пожурила за вольность.
В общем, все шло по традиционному пути журналистского успеха - и удаль, и признание, и скандальчик... Но особенно нас воодушевлял успех нашей сказки про три вектора, которые один детерминант в нуль обратили, (текст -->>  - прим. ред.) - она была перепечатана в сборнике "Физики продолжают шутить" среди немногих опусов, отобранных для раздела "По родному краю".

А газета "За науку" являла собой в ту пору жалкое зрелище. Первый ее номер вышел 1 сентября 1958 года. Когда физтеховское начальство создавало газету, на единственную штатную должность пригласили человека, знакомого с типографским делом, имевшего опыт журналистской работы. Это был Григорий Герасимович Комардин - прекрасный, добрый, честный, работящий человек. Но опыт его восходил к годам Великой Отечественной войны, и, естественно, ему было трудно говорить в манере студентов 60-х годов.
Взяли мы с Юрой лист ватмана и накатали на нем свой манифест, который вывесили на дверях столовой. В первых строках выложили все обидное, что можно было сказать про нашу многотиражку, а в последних приглашали собраться всех, кто желал бы исправить это совершенно недостойное Физтеха положение.

На наш призыв откликнулось человек тридцать. Две трети из них, как обычно и бывает, вскоре прекратили работу. Отошел от газеты и Юра Попов. Но он дал делу два очень важных творческих импульса.
Во-первых, он предложил тему большого веселого материала "Физтех глазами постороннего". Контролер электрички, банщик долгопрудненской бани, вахтерша общежития, десятиклассница из соседней школы, каждый по-своему, отвечали новобранцам редакции на вопрос: "Что вы думаете о Физтехе и физтехах?" Мы с Юрой не давали никаких наводок ребятам - каждый должен был сам найти интересного собеседника, разговорить его, а потом изложить его ответ так, чтобы интересно было читать, да при этом уложиться в 10-20 машинописных строк, не больше. По существу, в газете остались работать те, кто справился с этим заданием.
Во-вторых, Юра предложил идею знаменитых физтеховских кроссвордов. Составляли их всей редакцией. Азартное это было занятие и служило отличным оселком остроумия. До сих пор помню лучшие слова и их авторов. "Негатив одного из сказочных героев Пушкина (Беломор)" принесли Сережа Прохоров и Паша Корчагин, "Мебельес (Сервантес)" - Арик Меликян и Овик Налбандян.

"Орган парткома, профкома и комитета ВЛКСМ МФТИ" было написано в подзаголовке газеты, и это значило, что называть вещи своими именами нам не позволят. Но очень уж не хотелось, чтобы ложь становилась нормой для студентов, которые собрались работать в многотиражке. Незадолго да этого был издан сборник статей Б. Брехта "О театре" - не за границей издан каким-то эмигрантским диверсионным центром, не в самиздатовском подполье, а в уважаемом советском издательстве "Искусство". Открывался сборник статьей "Пять трудностей человека, пишущего правду", написанной в 1933 году. Я прочел ее ребятам без комментариев - sapienti sat, разумному достаточно.
Спокойный тон статьи был сходен с настроением известной сцены из пьесы "Жизнь Галилея" того же Брехта, когда ученики Галилея ожидают исхода судилища над своим учителем. Раздается удар колокола - это значит, что Галилей отрекся от своих взглядов. "Несчастна та страна, в которой нет героев!" - истерически кричит ему в лицо один из учеников, когда Галилей возвращается домой, освобожденный. "Нет, - спокойно возражает Галилей, - несчастна та страна, которая нуждается в героях".

В нашей редакции не было принято строить из себя героев. Главная установка была другая: в стране нет студенческой газеты - так будем делать нашу "За науку" так, как будто мы на материале Физтеха выпускаем всесоюзную студенческую газету. Все статьи - на высшем уровне качества. Требования к каждой статье: выразительный заголовок; краткость; стиль - живой и естественный; юмор - везде, где он уместен; сравнения, метафоры, анекдотические ссылки, исторические параллели - по вкусу. Мал размер полосы? Всего десять машинописных страниц? Постараемся уместить на этом пространстве много материалов, причем не обязательно одних лишь крохотных. Пусть будет, например, одна статья объемом три машинописных страницы (на полосе она будет смотреться огромной), две статьи по полторы страницы, две по одной и еще десяток размером от двадцати до пяти строк. И чтобы каждый пятистрочечный материал был отделан, как бриллиант, с неменьшей тщательностью, чем трехстраничный. Умело сверстанная (а Григорий Герасимович был в этом большой дока) полоса из таких материалов будет смотреться, как искусная мозаика, будет притягивать даже случайно брошенный на нее взгляд. А дальше - согласно пословице "По одежке встречают - по уму провожают". Каждый материал должен внушать читателю, что написан он неглупым человеком.

Налагали ли мы на себя какие-нибудь запреты? Да, еще в начале нашей работы Юра Попов предложил такое табу: "Самый дешевый юмор, - говорил он, - концентрируется вокруг трех К: кровать, клозет, крематорий. Объявляем запретными эти три К. Или, если угодно, три П: юмор не должен быть постельным, пищеварительным, похоронным".
Очень не одобрялось еще и то, что по-немецки называется fachsimpeln - пересыпать свою речь узкоспециальными терминами, говорить на темы, понятные только специалистам, бравировать "элитным" жаргоном. Ведь мы же договорились выпускать не сугубо физтеховскую, а общестуденческую газету! И реалии физтеховской жизни - это только поводы и примеры для разговора о том, чем сегодня живут студенты во всей стране. Было в газете много штришков, которые то и дело подчеркивали причастность Физтеха ко всему нашему студенческому сообществу: и рубрика "Рядом с нами", где сообщалось об интересных событиях в московских вузах, и рубрика "Эхо", предметом которой было всякое любопытное упоминание о Физтехе или суждение сторонних людей о нем, и регулярная публикация текстов и нот свежих студенческих песен.

Запрет на все узколобое и тривиальное работал, таким образом, на широту и разнообразие тем, жанров, стилей. Газета делалась по методу ортогонального дополнения. Есть хорошая статья на тему учебного процесса? Прекрасно; что же может послужить ортогональным дополнением к учебе? Свободное время. Вот, кстати, есть материал такого характера, о недавнем вечере в факультетском клубе. И клуб, и Физтех - в Долгопрудном. В качестве ортогонального дополнения к их подпространству подойдет Москва. Там - выставки, театры, музеи, наконец, базовые институты. Что-нибудь есть на эти темы? Нет? Надо бы написать. Все, о чем до сих пор шла речь, - настоящее. Ортогонально дополним его прошлым и будущим. Что-то обещал рассказать Олег Михайлович о предполагаемых новых факультетах Физтеха... Давно лежит хорошая статья для рубрики "Тропы науки"...

Набор рубрик был словно базис в бесконечномерном пространстве тем. Первые рубрики придумал и нарисовал я сам (некоторые используются до сих пор). Потом появились другие мастера этого дела. Саша Кононов предложил отличную замену для моей рубрики "Только у нас": полотнище с этими словами держит на вытянутых руках этакий балаганный зазывала с широко разинутым ртом и выпученными глазами. Саша дал мне затем эскиз рубрики "Всем! Всем!" - сорока с высоко поднятым хвостом; я лишь сделал ее изображение более четким. Очень понравилась мне прелестная Сашина миниатюра: ветки вербы в бутылке из-под кефира. Каждый год в одном из весенних номеров я заверстывал ее между абзацев рубрики "Неделя Физтеха".
Как-то сами собой выдвинулись ведущие рубрик. Миша Кособурд на каждое заседание редакции притаскивал кучу физтеховских новостей, Лева Эрлих прекрасно писал на темы литературы и искусства, Витя Блок вел рубрику "Научная организация умственного труда".

Обязательной деталью второй полосы я считал юмористический рисунок на темы науки. От кого-то услышал, что у преподавателя химии П.П. Барашева есть огромная коллекция юмористических рисунков без слов. С его разрешения я изредка приезжал к нему домой вместе с Володей Дородницыным. Хозяин коллекции вытаскивал очередной ящик с кучей небольших листков бумаги - вырезок из иностранных журналов. Мы с Володей просматривали их. Хохотали непрерывно. Где-то через час начинала болеть голова - чрезмерные дозы юмора переносятся тяжело. Брали с собою во временное пользование десяток-другой понравившихся рисунков, через пару дней покупали бутылку сухого вина, шли к Володе домой, садились за стол и, попивая вино, перерисовывали на свой лад отобранные рисунки. Плагиат? Бедным студентам простительно. Впрочем, рисовали кое-что и на собственные сюжеты.

Всякая солидная газета посылает своих сотрудников в интересные командировки. Когда на Физтехе впервые организовывалась киевская группа - для обучения студентов с Украины, будущих сотрудников Института кибернетики АН УССР - в Киев были посланы Александр Забабурин и Александр Зафириди с заданием раздобыть на месте добротную информацию об этом начинании. Наша парочка, прибыв в Киев, сняла номер в одной из лучших гостиниц и первым делом взяла интервью у швейцара: что он думает о кибернетике? Это был отличный заход к хорошему материалу - я отвел ему почти всю вторую полосу.
Но начинались командировки совсем не со смешного. Как-то занесли в редакцию письмо, пришедшее на Физтех из города Хмельника. Писал отец одного из студентов. Его сын заразился в стройотряде желтухой и, понадеявшись на свое могучее здоровье, перенес ее на ногах, а через некоторое время врачи поставили диагноз: цирроз печени. Парень уехал домой с надеждой вылечиться - но кто мог спасти его от неизлечимой болезни? Товарищи по группе забыли про него. Отец умолял в том письме: пусть ребята вспомнят о своем однокурснике, подбодрят, поддержат его в эти предсмертные месяцы своими письмами. Я решил поехать в Хмельник. Д.А. Кузьмичев распорядился выдать мне деньги на самолет. Вернувшись, я рассказал в газете об этой командировке - не мог не рассказать - и потом уже без всяких публикаций, просто по-человечески следил за тем, чтобы ребята переписывались с несчастным парнем до его последних дней.

И вот уже газета стала выходить регулярно, раз в неделю, и материалов было с избытком, так что печаталась она самым мелким из имевшихся в типографии шрифтов, и каждую статью приходилось сокращать до предела. Если мыслей в исходном тексте на пять строк - пусть он и ужмется до пяти строк. Вот когда мы научились краткости! Г.Г. Комардин работал вместе с нами увлеченно, с удовольствием, это чувствовалось.
И не очень-то много сил требовалось, чтобы наладить поток материалов для газеты, приглашать авторов. "Мы собираемся, чтобы послушать свежие анекдоты", - говорили мы друг другу в стенах редакции и знакомым вне ее стен. И действительно, собравшись в очередной понедельник, начинали с анекдотов, потом обсуждалось то, что происходило на Физтехе за прошедшую неделю, потом начинался треп на самые разные темы. Кто-то из пришедших складывал на редакторский стол принесенные материалы, кто-то вызывался написать через пару дней статью на только что обсуждавшуюся тему. Время от времени заходили в редакцию новички - кто-то хотел послушать интересный разговор, кто-то приносил свою первую заметку. Тех, кто мне нравился, я старался надолго вовлечь в наше дело, но насильно не удерживал никого. В общем-то народу в редакции не убавлялось, критическая масса для интересного трепа была всегда. Кстати, этот треп бывал очень содержательным. Помню, я записал одну из дискуссий на тему о том, как понимать слово культура, и опубликовал большим подвалом на первой полосе. А через некоторое время в редакцию пришло письмо из Ленинграда - доцент ЛГУ Алиберман, филолог, прислал обстоятельную статью "О гуманитарном характере всех наук". Да, - гордились мы, - видно, "За науку" уже действительно котируется как всесоюзная студенческая газета.

Высокие притязания обязывали. Мне пришло в голову сравнить наше издание с аналогичными. Захотелось посмотреть студенческую прессу 20-х годов, нашу и зарубежную. Европейские студенческие журналы были заполнены политикой, наши - жалобами на неустроенность студенческого быта (тот дух верно отразили Ильф и Петров в описании общежития имени монаха Бертольда Шварца). Позаимствовать у них было нечего. Впрочем, нет: в журнале "Красное студенчество" юбилей одного из профессоров был отмечен тем, что его попросили ответить на два вопроса: "Как Вы учились? Как Вы учите?" Вот, подумал я, отличное средство, чтобы юбилейные статьи не походили на некрологи. Так возникла рубрика "Анкета юбиляра".

Ну, а многотиражки других московских вузов? Тут рассчитывать было вовсе не на что. Делались они по тем же рецептам, что и "За науку" до нашего в нее прихода. Я просмотрел их подшивки за несколько лет. Не буду распространяться об их стиле, приведу лишь один пример - стихотворение по поводу неудачного разведывательного полета американского летчика Пауэрса над территорией СССР. Самолет был сбит; американцы неуклюже оправдывались, что летчик проводил метеорологические измерения, но сбился с курса; Хрущев поднял вокруг этого грандиозный скандал; советские люди возмущались и протестовали все как один... Короче, вот этот перл - он запомнился мне слово в слово.

"Ты должен узнать погоду,
Сколько тепла в СССР",
- Заданье такого рода
Дал летчику Главный Сэр.
Советские деньги дали,
Для съемок спецаппарат,
Все знаки с крыла убрали,
Чтоб не сказали - пират.
Таким багажом владея,
Вооружен до зубов,
Шпионский полет злодея
Закончился кучей дров.
Оружье всегда готово
Для всех уловок врага.
Ракета сказала слово,
Взяв самолет за рога.
А ну-ка еще попробуй
В нашу страну залететь!
Назад уж не будет ходу!
Нос не покажешь впредь!

Именно это бесподобное стихотворение подтолкнуло нас с Юрой Поповым к написанию сказки "Ветер по морю гуляет и подлодку подгоняет..."   ( текст -->>   - прим. ред. )

Газета выходила бесперебойно - выходила под бдительными взглядами парткома, профкома и комитета ВЛКСМ. Однажды меня вызвали на заседание парткома за то, что в первоапрельском номере газеты был опубликован "Краткий философский словарь" и в нем строчка: "Неисчерпаемость - основное свойство электрона" (или "Неисчерпаемость - то, чем обладает электрон", точно уж не помню). Из нынешних студентов, наверное, редко кто заглядывал в книгу "Материализм и эмпириокритицизм" В.И. Ленина, а тогда этот трактат обстоятельно прорабатывался на занятиях по диалектическому материализму, и фраза "Электрон так же неисчерпаем, как и атом" почиталась как священная. "А вы пародировать?! Какое кощунство!"

Но в значительно большей мере удручало даже не это. Помню, пришел в редакцию со своим первым стихотворением Володя Лебедев. Стихотворение небольшое, всего четыре строчки, но оно так понравилось мне, что я сразу поставил его на полосу, подсократив соседние материалы:

Ты спрашиваешь, как хочу я жить?
Так жить, чтоб радоваться вдаль летящей бровке.
И чтоб на каждой остановке выходить
И вновь входить на той же остановке.

Пробный оттиск каждого номера полагалось сначала показывать секретарю парткома - этакое литературное право первой ночи. Он давал свое "добро", потом номер отвозился в Главлит (помнит ли кто-нибудь это слово?), а уж после его визы можно было сдавать номер в тираж. Не буду называть фамилию тогдашнего партийного секретаря, он был и остается хорошим преподавателем, но по долгу партийной службы обязан был бдеть. Что-то задержало его внимание на Володином стихотворении, он прочел его раз, другой, потом поднял на меня взгляд и спросил: "Это о чем написано?" Я пытался что-то объяснить, но так и не сумел - да он и не запретил это стихотворение - а про себя я подумал: "Как же может идейно руководить студентами человек, который не понимает языка, на котором они говорят?"

Горько вспоминать, что под рубрикой "Тропы науки", где публиковались размышления знаменитых ученых о научном творчестве, мне так и не удалось напечатать наиболее подходящие для этой рубрики статьи Анри Пуанкаре о психологии научного открытия: видите ли, о Пуанкаре неодобрительно отозвался Ленин в том же "Материализме и эмпириокритицизме".
Нет, не надо усматривать в этих словах оттенок раздражения. Мы понимали, что в принятой тогда системе ценностей Ленин логично занимал высшее место. Но никто из нас не смог бы искренне подпевать пустозвонным славословиям, которыми сопровождалась каждая годовщина со дня его рождения. Эти даты мы использовали, чтобы сообщить нашим читателям что-то содержательное и поучительное. К одной опубликовали отрывки из воспоминаний близко знавших его людей о его приемах организации своего труда, к другой - отзывы о нем ученых-современников. "Наш век, - писал Бертран Рассел, - войдет в историю веком Ленина и Эйнштейна", - я не знаю, кто из великих мыслителей давал Владимиру Ильичу аттестацию более высокую. И хотя Рассел не принадлежал к числу обожателей страны победившего социализма, его довольно пространное рассуждение о Ленине благополучно прошло через Главлит.

В трудных ситуациях помогало сознание того, что газету поддерживает ректор О.М. Белоцерковский. И объяснялось это не одними лишь соображениями его личного вкуса. Он не раз говорил мне, что о нашей многотиражке очень хорошо отзываются в отделе науки и высшей школы ЦК КПСС (под присмотром этого отдела находился Физтех), ценят глубину и стиль многих статей - и даже пытаются разгадывать кроссворды! Примерно раз в семестр Олег Михайлович принимал у себя в кабинете всю редакцию. Происходило это по вечерам, после суматохи рабочего дня. Олег Михайлович говорил с нами неторопливо и доброжелательно, высказывал свои оценки по тем или иным сторонам институтской жизни, приоткрывал планы на будущее, давал советы, подсказывал темы важных, по его мнению, публикаций. Здесь не говорилось о том, как много значит газета для Физтеха, как важен труд тех, кто ее выпускает, - сам факт таких встреч убеждал в этом ребят лучше любых высокопарных слов.