Хор положительных студентов из оперетты "Сломанный стул" Мне случалось слышать вопросы, трудными ли были
приемные экзамены? Правда ли, что экзамен на физтехе нельзя сдать, просто
вызубрив весь материал, что его обязательно надо понимать? Правда ли, что
на устном экзамене нужно сначала защитить письменную работу?
Просто так на эти вопросы не ответить. Считалось, что
на приемных экзаменах к абитуриенту предъявлялись повышенные требования.
Да, задачи были более сложными, чем те, что мы решали в школе. Иногда даже
несколько сложнее задач "со звездочкой". Но мне поступить на физтех было
легче, чем, скажем, в Киевский Политехнический Институт. Если задачи
даются простые, то решат все экзаменующиеся. Это неминуемо приведет к
тому, что из двух решивших правильно, лучшую оценку получит тот, у кого
лучше почерк.
То, что письменную работу можно было защищать на устном
экзамене, давало возможность продемонстрировать экзаменатору, что ты
понимаешь предмет, а если и сделал случайные ошибки, то они действительно
случайные. И скрыть, что ты чего-то не понимаешь, было очень трудно.
На приемном экзамене по физике мне попался вопрос
"Ускорение земного тяготения". Я начал, как учили в школе, издалека:
– Стоп, стоп, – остановил меня экзаменатор, – чему
равно ускорение земного тяготения?
– Ну, так точно не обязательно. Достаточно брать
десять. Ну, ладно, а теперь поговорим о чем нибудь еще.
– Аристотель считал, что в вакууме все тела должны
падать с одинаковой скоростью, и на этом основании сделал вывод, что
вакуум невозможен.
– Так, интересно, а что же происходит, когда тела
падают с сопротивлением среды?
Я знаю, что в других вузах экзамен состоит в том, чтобы
ответить на вопрос билета и решить задачу. На физтехе экзамен с этого
только начинается. Хотя иногда экзаменатору все становится ясно сразу, и
тогда можно уйти уже через полчаса, даже меньше. Но экзамены, длящиеся
четыре часа, ни у кого удивления не вызывали.
– Конечно, конечно, – сказал экзаменатор, – покурите,
отдохните, сходите поешьте…
На приемном экзамене по математике рядом со мной сидела
девушка, у которой в билете была теорема о том, что высоты в треугольнике
пересекаются в одной точке. Девушка сказала, что в школе они такую теорему
не проходили. Экзаменатор удивился, но двойку сразу не поставил, а
предложил решить такую задачу: доказать, что высоты в треугольнике
пересекаются в одной точке. Она доказала.
Про похожий случай рассказывал Лидский. Будучи
студентом, Богдан Войцеховский почти все время проводил в физических
лабораториях, не уделяя остальным занятиям достаточного внимания. На
экзамене по матанализу ему попалось доказательство какой-то ключевой
теоремы, я не помню, какой, чуть ли не разложение в ряд Тэйлора. Будущий
академик сказал, что он такой теоремы не знает, но если экзаменатор ему ее
сформулирует, то он ее докажет. Тот очень удивился, но теорему
сформулировал. Войцеховский пропотел нед ней часа четыре, но придумал
доказательство. Его доказательство отличалось от того, которое приводилось
на лекциях, и от тех, которые были в книгах. С тех пор эту теорему на
лекциях на физтехе доказывали именно так!
Экзамен принимала вся кафедра. Наиболее уверенные в
себе студенты шли отвечать лектору. Очередь, как правило, была небольшая.
Те, кто не шел к лектору, подготовившись к ответу, клали зачетку на стол
(или на край сцены, если экзамен проходил в актовом зале) и ждали, когда
их вызовут. Когда кто-либо из экзаменаторов освобождался, он подходил к
столу и брал первую зачетку из очереди (или пару зачеток – обычно одному
экзаменатору сдавали одновременно несколько человек). Преподаватели,
которые вели в группе семинарские занятия, у своих студентов экзамены не
принимали. Поэтому обычно посещаемость в течение семестра только косвенно
влияла на результаты экзамена. Но в течение семестра надо было сдать
несколько заданий. Иначе к экзамену могли не допустить. Хотя на кафедре
теоретической механики было правило: если студент в течение семестра
сдавал оба задания, он на экзамене получал вопрос и задачу; каждое
несданное задание добавляло задачу на экзамене. Имея три задачи, сдать
экзамен было очень трудно. Но были и исключения. Уже упоминавшийся Юра
Лимонченко, очень талантливый математик и очень ленивый студент (а может,
не ленивый, а просто презиравший всякие правила) ухитрился получить
пятерку по теормеху, имея три задачи. По этому поводу было специальное
заседание кафедры, на котором было принято решение, что трехзадачник не
может получить пятерку.
Сын профессора Еникалопова (профессор стал членом-
корреспондентом Академии Наук, когда я заканчивал институт) рассказывал
историю, которую слышал от отца.
На лекциях профессор выбирал в аудитории самое глупое
лицо и объяснял до тех пор, пока не видел на нем признаки понимания. И
вот, на одном курсе он выбрал себе девушку, по лицу которой было ясно, что
она ничего не понимает. Он объяснил раз, потом еще. Не понимает.
Сообразив, что жизнь коротка, профессор выбрал себе другой индикатор
усвоения материала и в дальнейшем на эту девушку внимания не
обращал.
Представьте себе его удивление, когда на экзамене эта
девушка попросилась отвечать ему, как лектору! Еникалопов просто обалдел
от такой наглости.
Он задал ей вопрос, она ответила, он задал вопрос
посложнее, она ответила.
Он испробовал на ней все вопросы, приготовленные к
этому экзамену, она отвечала.
Ну, – рассказывал после профессор, – у меня же для
всякой физтеховской сволочи есть разные сволочные задачки…
– Тогда я задал ей вопрос, на который, я знал, не смог
бы ответить никто в моей лаборатории.
Профессор в полном обалдении поставил студентке пятерку
и пошел к декану жаловаться на жизнь. Если я не ошибаюсь, деканом в то
время был Воеводский. Он выслышал начало истории, а потом спросил:
– Это NN? Так она – наша лучшая студентка. У нее от
рождения лицо такое!
Экзаменаторы, по большей части, были доброжелательными.
Хотя, конечно, были и исключения. На кафедре математики был преподаватель
Борачинский. Кличка у него была – "Гога". Это был один из немногих
преподавателей с кафедры математики, у кого преподавание было основной
работой. Остальные работали, как правило в МИАНе – Математическом
Институте Академии Наук, а преподавали по совместительству. Возможно
потому что Гога не был "настоящим" математиком, он отличался
патологической страстью ставить двойки на экзамене. Еще он был ужасно
близорук, и подносил листок с решением к самому носу. Так что мой
однокурсник Леша Финкельштейн сдал ему экзамен, получил четверку, чем был
очень расстроен (хотел пятерку), и признался, что не знал, кому сдавал.
Заглянул в зачетку, испугался и говорит:
Другим патологическим "злодеем" был Беклемишев. Он
читал у нас аналитическую геометрию и линейную алгебру. Курс у него был
красивый, логичный, позже он издал книгу по этому курсу, но читал он очень
плохо – монотонным голосом, глядя в одну точку. Понять, где определение, а
где – доказательство теоремы было трудно. Рост у Беклемишева был под два
метра, у его жены – примерно метр восемьдесят. Была на физтехе шутка:
"Беклемишевы купили Запорожец".
Однажды на экзамене Борачинский, несмотря на свою
близорукость, увидел, что студент списывает. Он подбежал и говорит:
Парню делать было нечего, он взял другой билет и снова
достал книгу. Это увидел Беклемишев.
Парень грустно собрал свои листочки и поплелся за
Беклемишевым. Это увидел Борачинский, тут же подбежал:
Сговорились на том, что один поставил двойку в
ведомости, а другой расписался.
Беклемишев, как мне кажется, был постоянно угнетен тем,
что считал, что студенты к нему плохо относятся. Вопросы на лекциях
студенты задавали, передавая лектору записки.
Профессор Микаэлян, читавший ядерную физику в курсе
общей физики, прочел записку и сказал:
Один студент на первом курсе сдавал Гоге эказамен по
матанализу. Он знал, что отвечает Борачинскому и жутко трусил.
Парень от страха даже не услышал как следует вопроса,
но увидел, что от него ждут ответа, и от фонаря брякнул:
Через два года он сдавал Теорию Функций Комплексного
Переменного. (Уже смешно… Дело в том, что в ТФКП, в отличие от
математического анализа, ограниченными функциями являются только
константы.) Надо же было ему опять попасть на Борачинского! И все бы,
может быть, обошлось, но Гога опять спросил:
... Студент с РФ (ФОПФ) сдавал химию доценту Зеленцову.
Доцент был в хорошем настроении, ему хотелось поговорить, и он
спросил:
– Идет по улице старик, а навстречу ему – молодой
человек несет дохлую крысу. Вот молодой человек и говорит старику: "Купи,
папаша, крысу". – "А зачем мне крыса?" – "А чтоб была…" Студент ушел
с экзамена с тройкой, как и хотел.
Раз уж зашла речь об экзаменах, хочу вспомнить и про
зачеты. Руслан Горденко однажды сдавал на военной кафедре зачет по
ГРажданской ОБороне. Зачет был письменный, и его работа выглядела
так:
Если мне(зачеркнуто) Если Вам на голову упадет атомная
бомба, я знаю, что мне делать. А вообше, я – мирный человек, поставьте мне
зачет!
Руслан был тихом, дисциплинированным студентом. Он и
сам потом не мог объяснить, почему он так написал, и вообще не хотел
разговаривать об этом.
На кафедре был скандал. Его таскали к начальнику цикла,
но, судя по тому, что он учился на третьем курсе, когда я был на первом, а
гражданскую оборону проходят на первом, его не выгнали из института, то
есть, зачет он в конце концов сдал.
Саша Бабарицкий учился на курс старше меня (извините,
если я неправильно написал его фамилию). Он очень рано облысел, почему и
получил кличку "Череп". Однажды Саша пошел сдавать экзамен по
статистической физике. Взял билет и оторопел: ему попался вопрос, которого
он не знал – "Кинетическое уравнение Больцмана".
Саня вышел в коридор, достал сигарету и тут вдруг
увидел незнакомого парня, который сидел на столе возле малой химической
аудитории, в которой проходил экзамен, и болтал ногами. Парень этот был
лыс, и, по-видимому, по этой причине Бaбaрицкий почувствовал к нему
доверие и в душе его зародилась надежда. Саня подошел к этому парню и
сказал:
Когда Вася все разъяснил, Бабарицкий увидел Эдика
Асланяна, который был женат на девочке из их группы.
Бабарицкий пулей метнулся обратно в аудиторию, забился
в угол и стал ждать, когда его новый знакомый подойдет и скажет:
Вообще-то, многие наши профессора выглядели очень
молодо. Элементарные [химические] процессы нам читал профессор Никитин.
Однажды шофер микроавтобуса, который возил преподавателей в Долгопрудный с
Ленинского проспекта, принял его за студента и отказался пустить его в
машину.
База у меня была в Институте Химической Физики Академии
Наук, в котором работал Никитин. Мой шеф занимался молекулярными пучками
(один из методов экспериментального исследования элементарных процессов),
поэтому он был близко знаком с Никитиным. Никитин рассказал у нас в
лаборатории, что его не пустили в "Рафик". У нас в лаборатории работала очень
остроумная и красивая девушка – Наташа Горбунова. Она взяла телефон и
позвонила в ректорат:
– С вами говорит секретарь профессора Никитина… Вчера
произошел очень досадный случай… Профессор надеется, что это больше не
повторится...
Рассказ об экзаменах будет неполным, если не рассказать
о госэкзамене по общей физике, который сдают после пятого семестра.
Экзамен охватывает весь курс общей физики, который читают два с половиной
года. Отношение к этому экзамену настолько серьезное, что в сессию вместе
с ним входили только два других экзамена – ТФКП и политэкономия. Все
остальные сессии включали по пять – шесть экзаменов. Но подготовку к
госэкзамену дается целый месяц (!) – не считая предшествующих ему двух с
половиной лет.
На многие экзамены на физтехе разрешалось приносить
конспекты и книги. На госэкзамен по физике нужно было принести
подготовленный ответ на какой-нибудь вопрос, который должен был включать
элементы самостоятельного исследования. Можно было выбрать любую тему или
задачу из всего курса физики, но при этом десятиминутный ответ должен был
содержать какую-нибудь "изюминку". Николай Яковлевич Бубен, который вел в
нашей группе семинарские занятия по физике, рассказал о студенте, который
взял в качестве вопроса по выбору закон Кулона.
– Добро бы он рассказал про опыт Кавендиша, тогда это
могло бы быть интересно, а он рассказал только о бузиновых шариках! Но там
же рассказывать нечего! И хотя этот студент все ответил правильно, получил
он только тройку.
Когда Николай Яковлевич защитил докторскую диссертацию
в Институте Химфизики, где он работал, студенты 443 группы послали ему
телеграмму: "Поздравляем успешной защитой желаем успешной сессии".
Госэкзамен состоит из письменного и устного экзаменов.
Устный начинается с разбора письменной работы, затем студент отвечает
вопрос по выбору. После ответа на вопрос по выбору, на который дается
десять минут, экзаменаторы (обычно их трое) спрашивают, что пожелают.
Любой другой экзамен можно "завалить" два раза. Если студент получил
двойку на госэкзамене по физике, это обычно кончается отчислением. Но не
обязательно. Пересдавать госэкзамен могли разрешить через полгода, при
условии успешной сдачи весенней сессии.
Вообще, далеко не все, поступившие на физтех, его
заканчивают. Учиться на физтехе очень тяжело. Ведь за первые три курса
студент должен усвоить математику почти что в объеме мехмата и физику
почти в объеме физфака. К концу пятого курса он должен знать два
иностранных языка. Два раза в неделю у нас было три пары занятий, два раза
– четыре, один раз – пять и один раз – пять с половиной. Пять с половиной
– это с девяти до девяти, с часовым перерывом на обед. А кроме занятий
были еще домашние задания. Правда, на некоторые занятия можно было не
ходить.
Я не помню, кто из музыкантов сказал, что если он не
играет один день, это замечает он сам, если два дня – это заметят его
коллеги, если три дня – заметит публика. Пропустив день занятий на
физтехе, приходилось догонять очень долго – ведь занятия-то продолжаются,
и не понятая сегодня теорема не даст понять завтрашнюю лекцию.
Не все могли выдержать такую интенсивность занятий.
Получившие в сессию больше двух двоек переводились в какой-нибудь институт
попроще, где, как правило, учились отлично – сказывалась полученная на
физтехе подготовка и закалка.
Когда я учился на третьем курсе, готовилось издание
десятитомного учебника физики Фейнмана, вернее его задачника, остальные
тома к тому времени уже вышли. Готовили издание сотрудники ФИАНа –
Физического Института Академии Наук. Многие из них преподавали на физтехе,
и они решили задачи из задачника Фейнмана использовать на письменной часи
госэкзамена. Для получения пятерки было надо решить восемь задач из
десяти.
После письменного экамена профессор Гольдин проводил
консультацию. В самом конце консультации у него спросили, как надо было
решать одну из задач, в которой требовалось определить период колебаний
какой-то сложной системы. По-честному, надо было написать дифференциальное
уравнение, описывающее поведение этой системы, решить его и таким образом
найти период. Гольдин счел этот подход длинным и неинтересным, к тому же,
время, отведенное на консультацию, уже истекло. Он сказал, что задачу
можно решить из соображений размерности, то есть записать размерность всех
величин, определяющих поведение системы и сгруппировать их таким образом,
чтобы получились секунды. Получившаяся формула и будет ответом. (Чтобы
оценить красоту этого решения, посмотрим, как такой подход работает в
случае математического маятника. Его период, очевидно, должен зависеть от
длины нити (измеряющейся в метрах – м) и тяготения (ускорение свободного
падения, измеряется в метрах, деленных на секунды в квадрате). Чтобы
получить секунды из L(м) и g (м/сек?2) нужно извлечь квадратный корень из
L/g – и все!)
Нам, на консультации, в первый момент показалось, что
Гольдин над нами издевается, настолько неправдоподобно просто, даже
примитивно, он получил решение. Кто-то из студентов спросил:
– Тот кто чувствует физику, понимает, что здесь должна
быть единица, деленная на два пи!
– Да, если кто-нибудь из вас написал такое решение, оно
будет принято.
И в заключение – история, присланная мне моим другом,
когда он узнал, что я пишу об экзаменах: Вот тебе история, которую ты,
возможно, не знаешь:
Пересдавал я квантЫ (квантовую механику). Причем лимит
двоек уже исчерпал и завалить пересдачу не имел права. Стою под дверью,
дрожу. Идет мимо мой однофамилец с РТ.
– Чего дрожишь? Хочешь, возьми мой отрывной. Если два
балла получишь – мой отдашь, если больше – свой.
Кладу его отрывной в правый карман, свой – в левый и
иду сдаваться. И до последней минуты так и не могу понять – сдал или не
сдал. Только когда экзаменатор взял _зачетку_ понял, что сдал. И тут меня
ужас обуял – я забыл в каком кармане какой отрывной!
Сижу совершенно обалдевший. Потом решил "была-не была"
и достал… свой!!!
Еще воспоминания и эссе на "Яхте" Еще проза на "Яхте" Отозваться в Бортжурнале Высказаться Аврально |
|||
На Главную sundries Мемуар |