Тряхни, жонглер, былою славой,
Возьми-ка кольца и булавы
И начинай воздушный их дележ.
Никто, жонглер, еще не помер,
Когда давал прощальный номер,
И вот сегодня ты его даешь.
Ты сегодня номер первый,
Но впервые сдали нервы,
И, о выходе услышав,
Ты не вышел, ты не вышел.
И, задув себя, как свечку,
Ты последнее колечко,
Словно преданного друга,
Бросил в самый дальний угол.
Постой, жонглер, и я с тобою!
Одной мы связаны судьбою,
Одни у нас дороги и края.
Ведь от партера до галерок
Мы все жонглеры, все жонглеры -
И ты жонглер, и он жонглер, и я.
Я жонглер. Ведь перед вами
Я жонглирую словами.
Словно кольца их меняя,
В зал роняю, в зал роняю.
Номер мой, увы, не вечен,
И, когда погаснут свечи,
Словно грим, сотру усталость.
Ах, как мало слов осталось.
Прощай, жонглер! Нас время учит
Себя раздумьями не мучить.
Давай, жонглер, смахнем-ка их со лба.
Шуты, фигляры и пропойцы,
Мы сами - кольца, только кольца,
Которыми жонглирует судьба.
Над Москвою, над Парижем,
Кто-то выше, кто-то ниже,
Мы летим неутомимо
Кто-то в руки, кто-то мимо.
Словно слезка после бала,
Вот еще кольцо упало,
Кануло, пропало где-то...
Кто же это? Кто же это?
Сретенский двор
А в тени снег лежит, как гора,
Будто снег тот к весне непричастен.
Ходит дворник и мерзлый февраль
Колет ломом на мелкие части.
Во дворах-то не видно земли,
Лужи - морем, асфальт - перешейком,
И плывут в тех морях корабли
С парусами в косую линейку.
Здравствуй, здравствуй, мой Сретенский двор!
Вспоминаю сквозь памяти дюны:
Вот стоит, подпирая забор,
На войну опоздавшая юность.
Вот тельняшка - от стирки бела,
Вот сапог - он гармонью, надраен.
Вот такая в те годы была
Униформа московских окраин.
Много знали мы, дети войны,
Дружно били врагов-спекулянтов,
И неслись по дворам проходным
По короткому крику: "атанда!".
Кто мы были? Шпана не шпана,
Безотцовщина с улиц горбатых,
Где, как рыбы, всплывали со дна
Серебристые аэростаты.
Видел я суету и простор,
Речь чужих побережий я слышал.
Я вплываю в свой Сретенский двор,
Словно в порт, из которого вышел.
Но пусты мои трюмы, в пыли...
Лишь надежды - и тех на копейку...
Ах, вернуть бы мне те корабли
С парусами в косую линейку!
Клоун
Я лицо мукою мелкой побелю,
Я его покрашу яркой краской свежей,
Я себя совсем, совсем переменю...
- Здравствуйте, я снова на манеже!
Я поставлю чувства на голову с ног:
От печалей - смех, а радость - от мучений.
Буду я смешней и неожиданнее снов,
Буду интересней приключений.
Шарик, что казался сверху голубой,
Поднесу, а он - зеленый, желтый, красный...
И сомненье, радость, горе и любовь
Сделаю, как я, простым и ясным.
Если же внезапно истинную грусть
Как-нибудь случайным жестом обнаружу,
Я подпрыгну вверх, и я перевернусь,
И тогда опять вам буду нужен.
А когда домой вернетесь поздно вы,
Спор обычный, как всегда, сменив на нежность,
Кто-нибудь заметит: "А ведь клоуны правы..."
- Здравствуйте, я снова на манеже!
Моим ровесникам
Идет бычок, качается,
О чём ему мечтается?
Наверно, позабыли мы слова.
Уже полжизни прожито,
И оглянуться можно бы,
Но так, чтоб не кружилась голова,
Холодной оставалась голова.
Себя тащили волоком
И под ногою облако
Нарочно принимали за туман.
Хоть годы шли спиралями,
Друзей не растеряли мы,
Зато теряли тёплые дома,
Уютные и зыбкие дома.
Девчонки наши катятся,
Одёргивая платьица
На саночках, на саночках с горы,
И всё идёт, как водится,
Встречаются-расходятся,
Как маленькие тёплые миры,
Далёкие и пёстрые миры.
А нам грустить не хочется,
Что появилось отчество,
А имя лишь осталось для друзей,
И пусть доска качается,
Но только не кончается,
И пусть бычок не падает на ней,
И пусть бычок не падает на ней.
Сенсация
Я сел однажды в медный таз
Без весел и руля,
И переплыть Па-де-Кале
На нем собрался я.
Ведь на подобном корабле
Череэ пролив Па-де-Кале
Никто не плавал до меня.
Я весь озяб, я весь промок,
Пропал весь мой порыв...
Прости мне, Господи, мой заскок,
Но пусть я останусь жив!
То таз на мне, то я на нем,
Уж я не помню, кто на ком,
Но переплыли мы пролив.
И вот - сенсация! На стенку лезет пресса:
- Впервые в мире! Герой прогресса!
Без весел и руля!
Представьте себе - он плыл в тазу,
При этом - ни в одном глазу!
Сенсация! - А в центре - я!
Я тотчас продал медный таз
За тысячу монет,
И перепродал свой рассказ
В тысячу газет.
Есть дом в кредит, есть в банке счет,
Кругом почет, чего ж еще?
На всех консервах мой портрет.
Все мужчины просят одно - виски "Медный таз",
Все дамы носят только одно - клипсы "Медный таз",
Весь мир танцует только одно - танец "Медный таз",
Под самый модный медный джаз.
Но время шло и пыл иссяк
И в банке счет - увы!
Семья бранится так и сяк,
И нет уж той любви.
Друзья пьют виски с содовой
И все кричат: - Еще давай!
Еще на чем-нибудь плыви!
Уж я не знаю как мне быть,
У всех одно в башке:
- В тазу теперь не модно плыть -
Вот если в дуршлаке!
Но такая игра не стоит свеч:
Дуршлаг ведь может и потечь.
Попробуй на ночном горшке!
И вот сенсация, на стенку лезет пресса:
- Впервые в мире! Герой прогресса!
Давайте сюда кино!
И я плыву как идиот,
И подо мной горшок плывет,
И мы вот-вот пойдем на дно...
Осенний романс
Отчего в глазах прозрачно-карих
золотая грусть,
Не печалься, славный мой товарищ,
Больно, ну, и пусть,
Разве это осень, если сброшен
Первый жёлтый лист,
Если столько ласки сердце носит,
Милая, очнись.
Не грусти, коль жизнь покажется
Одинокою, это кажется,
Обязательно окажется
Кто-то нужный на пути,
И как странно всё изменится,
Неизвестно, куда денется,
Что мешало нам надеяться
От беды своей уйти.
Красною листвой земля согрета,
Гаснущий костёр,
В лес осенним золотом одетый,
Я войду, как вор,
В синей вышине сомкнулись кроны
В жёлтое кольцо,
Посмотри же на свою корону,
Подними лицо.
И, судьбой не избалована,
Вдруг проснёшься ты коронованна,
Царство осени бесценное
Упадёт к твоим ногам,
И прекрасна словно Золушка,
Ты на месте в этом золоте
И сама как драгоценность ты,
Хоть себе не дорога.
Вздрагивая, ляжет на ладони
Крохотный листок,
Ты не бойся, мы тебя не тронем,
Жёлтый огонёк,
Опускайся где-нибудь в сторонке,
Мы замедлим шаг,
Где твои братишки и сестрёнки
Меж собой шуршат.
В этом шорохе услышится:
Ах как дышится, ах как дышится,
Даже падая, колышется
Каждый листик, погляди,
Разве можно разувериться,
Если любится и верится,
Если хочется надеяться,
Если столько впереди.
Романс Чарноты
Как медь умела петь
В монастыре далече!
Ах, как гудела медь,
Подставив небу плечи!
Звенели трензеля,
Летели кони споро
От белых стен Кремля
До белых скал Босфора.
Зачем во цвете лет,
Познавший толк в уставе,
Не в тот пошел я цвет,
На масть не ту поставил?
Могил полны поля,
Витает синий порох
От белых стен Кремля
До белых скал Босфора.
Не лучше ли с чекой
Мне было бы спознаться,
К родной земле щекой
В последний раз прижаться,
Стать звоном ковыля
Среди степного сора
Меж белых стен Кремля
И белых скал Босфора...
Батальное полотно
Сумерки. Природа. Флейты голос нервный. Позднее катанье.
На передней лошади едет император в голубом кафтане.
Серая кобыла с карими глазами, с челкой вороною.
Красная попона. Крылья за спиною, как перед войною.
Вслед за императором едут генералы, генералы свиты,
славою увиты, шрамами покрыты, только не убиты.
Следом - дуэлянты, флигель-адъютанты. Блещут эполеты.
Все они красавцы, все они таланты, все они поэты.
Все слабее звуки прежних клавесинов, голоса былые.
Только цокот мерный, флейты голос нервный, да надежды злые.
Все слабее запах очага и дома, молока и хлеба.
Где-то под ногами и над головами - лишь земля и небо.
Ах, разбудили меня, разбудили...
Ах, разбудили меня, разбудили,
За грустный расчёт засадили
Сколько отпущено дней?
В первой колонке - те, что с водою уплыли
И не вернутся ко мне;
Рядом в колонке - те, что прошли напрасно и безобразно,
И лучше туда не смотреть;
В третьей колонке - те, что даны на праздник,
Только вот что-то их нет, нет, нет...
Ах, разбудили меня, разбудили,
За горький расчёт засадили
Сколько отпущено бед?
В первой колонке - те, что уже разразились
И не вернутся ко мне;
Рядом в колонке - те, что не заслужила, я их сложила,
Но лучше туда не смотреть;
В третьей колонке... Но я этот лист отложила -
Очень уж много в будущем бед, бед, бед...
Ах, разбудили меня, разбудили,
За страшный расчёт засадили
Радостей сколько дано?
Что ж вы пустые листы мне вручили? -
Радости нет ни одной.
Вы покопайтесь в своих запылённых архивах неторопливо,
Чтобы не пропустить.
Мне тоже ведь хочется быть хоть немножко счастливой,
Хоть немножко любимой хочется быть, быть, быть.
Не плачь, мой маленький скрипач...
Не плачь, мой маленький скрипач,
Давай начнем сначала,
Смычком взмахни, рукой смахни
С усталых плеч печать,
И окна настежь распахни,
Чтоб музыка звучала,
Не верь часам, ты знаешь сам,
Когда тебе начать.
Поведай нам, как жизнь длинна,
Как коротки ошибки,
Ушла весна, оплачен счет,
А нам бы все еще,
Еще не читан наш роман,
Еще не пели скрипки,
У каждой кожанный футляр,
У каждой свой смычок.
Нам всем подысканы места,
На всех готовы гвозди,
Придуман рай, а ты играй,
Не слушай никого,
Играй, мой маленький скрипач,
Играй, пока не поздно,
Все остальное суета,
Не более того.
И жизнь одна, и смерть одна,
И не нужна другая,
Пока нам есть кому сказать
Негромкие слова,
Пока не гаснет свет в окне,
Пока скрипач играет,
Пока смычок дрожит в руках,
И музыка жива.
Как холодна моя рука...
Как холодна моя рука,
Как неверна моя строка,
Давай условимся с тобою,
Что не расстанемся пока.
Как время глупое течет!
Куда-то нас оно влечет...
Давай условимся с тобою,
Что все прошедшее - не в счет.
Как далека сейчас беда,
Как высока моя звезда,
Давай друг другу поклянемся
Не делать худа никогда.
Как нынче сыплет снег с утра,
Как боль сердечная остра!
А завтра? Завтра... Что же, завтра...
Красный марш, белый марш, марш демагогов (Юлий Ким, Владимир Дашкевич) -
Д. Сорокин, Б. Ленарский, А. Иванов.
Архивная запись конца 70-х.
(Видео из фильма "Бумбараш")
Красный марш,
Белый марш,
Марш демагогов
Дрожи, буржуй, настал последний бой,
Против тебя весь бедный класс поднялся,
Он улыбнулся, засмеялся, все цепи разорвал
И за свободу бьется как герой!
Ничего, ничего, ничего!
Сабля, пуля, штыки - все равно!
Ты, родимая, ты дождись меня,
И я приду!
Я приду и тебя обойму,
Если я не погибну в бою
В тот тяжелый час, за рабочий класс,
За всю страну!
Бедняк-трудящий с нами завсегда,
У нас один повсюду враг заклятый!
Весь черной злобою объятый, кровавый капитал,
Он не уйдет без боя никогда!
Ничего, ничего, ничего!
Сабля, пуля, штыки - все равно!
Ты, родимая, ты дождись меня,
И я приду!
Я приду и тебя обойму,
Если я не погибну в бою
В тот тяжелый час, за рабочий класс,
За всю страну!
Мы победим, за нас весь шар земной!
Разрушим тюрьмы, всех врагов разгоним!
Мы наш, мы новый мир построим свободного труда
И заживем коммуной мировой!
Ничего, ничего, ничего!
Сабля, пуля, штыки - все одно!
Ты, родимая, ты дождись меня,
И я приду!
Я приду и тебя обойму,
Если я не погибну в бою
В тот тяжелый час, за рабочий класс,
За всю страну!
Все было - коньяк и цыгане,
И девки в ажурных чулках.
А будет смерть и поруганье,
И ветром развеянный прах.
Вперед, господа офицеры!
Умрем, коли так суждено,
За Русь, царя и веру,
Хоть их уже нет никого!
Философы нам надоели,
Мы сами учены весьма.
Святые спят, любовь - в борделе,
А мир - просто куча дерьма.
Вперед, господа офицеры!
Умрем, коли так суждено,
За Русь, царя и веру,
Хоть их уже нет никого!
/ Поручик, кумир закулисный,
Полковник, седой ветеран,
Младой корнет, мой ангел чистый,
Один вам и крест и бурьян. /
Кто будет поить вас, цыгане?
Кто девкам подарит белье?
Нам помирать - мы присягали.
И держим мы слово свое!
Вперед, господа офицеры!
Умрем, коли так суждено.
За Русь, царя и веру,
Хоть их уже нет никого!
Сегодня душа весела,
Гораздо бодрей, чем вчера,
Спросите у нас, как дела?
И мы вам ответим: ура!
Поступью железной
дружно, как стена,
мы шагаем вслед за,
невзирая на!
Мы горды своими
и, вперед глядя,
отдаем во имя
и на благо для!
Я чувствую, друг, как всегда,
твой локоть, а также плечо!
Сегодня мы - как никогда,
а завтра - гораздо еще!