Однажды на консультации Лидский привел в качестве примера функцию, которая равна единице в точках где y = x^2, и нулю во всех остальных.

Потом в ходе консультации он сказал, что в физике все функции непрерывны и всюду дифференцируемы. Его тут же спросили, как это согласуется с квантованием энергии, на что ВБ ответил, что квантование как раз и происходит из-за того, что Пси-функция и ее производная должны быть непрерывны. Тут его взгляд упал на все еще нарисованный на доске график. "А это не функция, а... – он поводил в воздухе рукой в поисках слова и выкрикнул, – а патология какая-то". Он настолько рассердился на нарисованную на доске "патологию", что ударил по доске кулаком с такой силой, что с нее посыпался мел.

А в другой раз Виктор Борисович расстроился из-за ответа студента на экзамене и, чтобы успокоиться (экзамен уже заканчивался, и в Актовом Зале, где он проходил, уже почти никого не оставалось), так вот, (повторяю, а то фраза выстоилась уж очень длинная) чтобы успокоиться, профессор подбежал к стоявшему на сцене роялю, сел, сыграл что-то гневное и вернулся к столу.

Средние и большие бифштексы тоже ели.
Сыто отдувались, удовлетворенно цыкали зубом...
А. и Б. Стругацкие. "Понедельник начинается в субботу"

И еще от старшекурсников я услышал историю, поверить в которую мои родители тогда, в 64 году, не могли. На физтехе очень плохо работала столовая. Это вряд ли может кого-то удивить, ведь рассказал же Довлатов, как Карамзина, приехавшего в Париж, спросили проживавшие там русские, что, в двух словах, делается в России. Тому хватило и одного слова: "Воруют". И ведь неспроста в русской армии в первую очередь били кашевара.

Кормили в столовой очень плохо, часто случались пищевые отравления. В конце концов студенты решили сами заняться установлением справедливости. Для начала комитет комсомола постановил объявить столовой бойкот на сутки. Я услышал эту историю на первом курсе, еще не привыкныв к физтеховским парадоксам, и поэтому самое удивительное для меня заключалось в том, что эта инициатива исходила от комитета комсомола.

На физтехе в то время училось около трех тысяч студентов. Если не считать старшекурсников, которые днем уезжали на базу в Москву, в столовой питалось больше двух тысяч человек. Бойкот мог быть серьезным намеком.

Объявили студентам, поставили у столовой пикеты. Но, видно, не учли, что никто не собирался несъеденное выбрасывать, и, тем более, платить за это из своего кармана. Качество кормежки после бойкота не улучшилось. Тогда бойкот объявили на три дня. Опять не помогло. После этого действовали уже без санкции комсомола. Умельцы с РТ (радиотехнического факультета) изготовили устройство, позволяющее любительской радиостанции передавать на звуковой частоте телевидения и вышли в эфир с сообщением о плохой работе и бойкоте столовой во время вечерних новостей. Конечно, дальность вещания получилась очень отраниченной, но тем не менее...

Машина с радиопеленгатором подъехала к общежитию уже через несколько минут. Приехавшие в ней оперативники нашли только зарегестрированную любительскую радиостанцию, работающую на отведенной ей частоте. Кто выходил в эфир с "клеветническими измышлениями", так и не нашли.

Это может показаться неправдоподобным, но напомню, что еще не закончилась хрущевская "оттепель", еще не было суда над Даниэлем и Синявским, и вообще было не так, как стало потом при Брежневе.

Несмотря на небольшую мощность передатчика и очень слабую антенну, сообщение было услышано. Более того, через пару дней о нем рассказали "вражьи голоса".

Был жуткий скандал. Собрали общее собрание всего института (!). Происходило это в самом большом в то время помещении в институте – в зале столовой. Студенты приходили на собрание со своими стульями. Сначала представители ректората сообщили о конструктивных действиях. Было возбуждено уголовное дело против директора столовой и шеф-повара. Принято решение о строительстве новой столовой. Было написано положние о студенческом контроле. Ректорат получил право и возможность контролировать работу столовой.

На собрании присутствовал то ли инструктор райкома партии, то ли секретарь (я думаю, что, конечно, не первый, хотя таких деталей я не знаю). Он никак не мог понять, почему руководство института разговаривает с "этими негодяями" по-человечески, и тоже попросил слова.

Сначала он говорил о том, что, действительно, имели место недостатки в работе столовой, но теперь они с этим разберутся и наведут порядок, однако потом начальственная кишка в его партийном организме все-таки взяла свое, и он стал "воспитывать" "недостойную молодежь".

Когда он в своем праведном гневе дошел до "вы – не советские люди", студенты, не сговорившись и безо всякого сигнала, встали и в полном порядке со своими стульями направились к выходу. Ректор, положение которого было двусмысленным (он ведь обязан был "принять меры по факту…", хотя и понимал справедливость студенческого протеста), пытался остановить это непочтительное выражение отношения народа к партии, но успеха не имел.

Я не могу сказать с уверенностью, в каком году произошли эти события. Когда я поступил в институт в 1964 году, строительство новой столовой уже завершалось. Правда, надо сказать, что завершалось оно еще то ли полгода, то ли год. Но в шестьдесят пятом году в сентябре (а может уже и в январе – не помню) новая столовая заработала.

Когда построили новую столовую, в течение какого-то времени там можно было нормально поесть, а потом все вернулось на круги своя, показав, что нельзя установить законность в одной отдельно взятой столовой. Даже на физтехе.

В Долгопрудном была еще одна столовая, при заводе, студенты называли ее "рабочая столовая". Туда мы время от времени ходили, когда своя столовая надоедала до тошноты.

В буфете рабочей столовой продавалось бочковое пиво. Однажды я там наблюдал картину, достойную более талантливого пера. Но за неимением такового, читателю придется смириться с моим стилем издожения. История эта к физтеху отношения не имеет. Мы с приятелями стояли и не торопясь пили пиво, когда в буфет вошел невысокий, хилого вида мужичок в телогрейке. Он взял три кружки пива, достал из-за пазухи бутылку водки, вылил ее в свои три кружки "и немедленно выпил". После этого он пока еще твердой походкой вышел на улицу, перешагнул чере невысокий заборчик, выбрал на травке место посуше (было это в марте или апреле), лег, положив под голову шапку, и стал ждать, когда разберет.

Следующая история, даже не история, а так, штришок, связана с рабочей столовой только территориально. Зайдя туда во время сессии, уже упоминавшийся здесь Шпильский увидел сидящего за столом у окна студента, который съел суп, съел котлетку, а потом, подняв стакан с компотом на уровень лица, любовался тем, как играет в луче света из окна струя вытекающего из стакана на пол компота. Когда компот кончился, студент с удивленим посмотрел на пустой стакан, потом с неменьшим удивлением вокруг себя и пошел за новым стаканом, который выпил прямо возле кассы.

Кроме столовой были буфеты во всех учебных корпусах и в пятиэтажных общежитиях (тогда – корпуса "Д", "Е" и "Ж" (Потом их переименовали в "5", "6" и "7"). Буфеты в общежитиях работали по вечерам с шести до десяти. Если кто-то был голоден после этого времени, он мог обойти общежитие с вопросом, нет ли у кого хлеба, причем заходили во все комнаты подряд, а не только к знакомым.

В связи с этим я вспомнил, как ко мне в общежитие приехала жена (я женился на шестом курсе). Она позвала своих бывших одноклассников, мы купили пельменей, и я пoшел собирать друзей. Паша Корчагин (о нем я еще расскажу) занимался и сказал, что придет чуть позже. Когда мы сели за стол, вдруг постучался какой-то первокурсник, засмущался, увидев за столом большую компанию, но все же спросил, нет ли у нас, случайно, сметаны. Сметаны не было, и он, извинившись, ушел. Минут через пять с такой же просьбой пришел еще один, потом еще. Я удивился, потому что сметана – это такой продукт, который случайно не водится, и если уж она нужна, то скорее сходишь в магазин, чем пойдешь искать по общежитию. Однако подумал, что они плохо договорились, кто какой этаж будет обходить. Через пять минут пришел Корчагин и сказал: "Мне тут сообщили, что у вас к пельменям сметаны нет, так я принес."

Мои родные были потрясены моими рассказами о таких обычаях, и я думаю, что сейчас, может быть, и я сам бы постеснялся, но тогда у нас было ощущение какого-то не поддающегося описанию братства, которое делало обращение с просьбой о хлебе, ночлеге, или другой помощи простым и естественным делом. Чаще всего находилась еда и кроме хлеба, и я помню только один случай, когда я в общежитии не смог найти ничего, кроме еще одного голодного друга. У меня было две головки чеснока, а у него нашелся засохший до каменного состояния хлеб. Хлеб мы разбили молотком и съели с чесноком и чаем. На следующий день я собственным брюхом ощутил, что даже если любишь чеснок, целая головка – это немножко чересчур! Даже с хлебом.

Потом студенты решили, что "спасение голодающих – дело рук самих голодающих", и создали "ночной буфет" – один ответственный, оставив буфетчице некоторый залог, получал от нее корзину с нарезанной колбасой, хлебом, кефиром и/или молоком и сигаретами, и корзина выставлялась возле вахтерши в общежитии. На бумажках, приклееных к завернутым в целлофан продуктам стояла цена. Ночью можно было взять что-нибудь поесть, оставив деньги в стоящей рядом тарелке. Откуда взялся "начальный капитал" на залог, то ли изыскали из своих средств инициаторы этого благородного начинания, то ли получили в профкоме – я не знаю.

В столовых и буфетах, естественно, всегда были очереди. Было принято впускать впереди себя друзей, хотя это всех раздражало. Мой сосед по комнате, талантливый математик и идеалист Толик Белянков ("Беляныч"), пытаясь воззвать к общественному сознанию, придумал, а потом и поместил в институтской многотиражке такую задачу: в очереди стоят n человек. Каждый из стоящих в очереди впускает перед собой m человек в час. Буфетчица обслуживает k человек в час. При каких n, m и k длина очереди перед последним стоящим в ней человеком станет увеличиваться?

Общественное сознание мораль, вытекающую из этой задачи, проигнорировало.

Попробую представить вам героя, или, может быть, виновнока следующей истории – Олега Бубутейшвили. Он учился на курс старше нас, но чаще бывал в нашей комнате, чем в своей. У него было несколько кличек. Две он получил от фамилии – Бубу (с ударением на втором слоге) и Будтобышвили. Еще две пришли из "Золотого теленка" благодаря его грузинскому происхождению – "Бывший князь, а ныне трудящийся Востока" и производная отсюда – "Князь". (Почему никому не пришло в голову довести аналогию до конца и называть Олега "Гигиенишвили" – не знаю.)

У Бубу было несколько необычное отчество – Леонардович. Естественно, от него произвели еще одну кличку – "Леопардович".

Когда Бубу получил диплом, он зашел к нам в комнату похвастаться. Все с интересом рассматривали "корочку", а потом последний, кому ее дали подержать, – Гриша Карнаух, – вернул хозяину со словами:

Олег на эти слова не прореагировал, даже не улыбнулся, поэтому пришлось его спросить:

Секретарша, выписывая диплом, ошиблась и написала "Леопардович". Бубу поспешно пошел в ректорат просить новый документ.

Олег приехал на физтех из Баку и, еще будучи абитуриентом, стал участником единственной известной мне внутрифизтеховской драки. "Князь" зашел в телевизорную комнату посмотреть какой-то знаменитый в то время спектакль и узнал, что через полчаса по другой программе начнется футбол. Олег решил посмотреть спектакль хотя бы до начала матча, понимая, что ему не убедить массы болельщиков. Но тут в комнату вошел почему-то оставшийся на лето в общежитии второкурсник и, ни слова не говоря, переключил канал. Бубу запротестовал. Второкурсник ответил грубо. Выросший в Баку Олег знал, что спускать оскорбления нельзя – не выживешь, – и предложил:

Они отошли от общежития, зашли в рощу и остановились, не зная, что делать дальше. Бубу ждал нападения, но чувствовал, что события развиваются как-то странно. Его противник тоже был в замешательстве. Помешкав, Олег ударил второкурсника в челюсть. Тот схватился за лицо и закричал:

На этом "поединок" и закончился, и соперники вернулись в общежитие.

Но это я рассказал, только чтобы представить героя. Однажды Олег решил на октябрьские праздники съездить домой. Но принял это решение за день до отъезда. А теперь представьте себе… Тридцати рублей на билет у него не было. Просить родителей прислать уже поздно. Одолжить? Но те, кто уезжает домой, деньги уже потратили на билеты и подарки, а тем, кто не уезжает, деньги на праздники нужны самим. Олег пришел в нашу комнату:

Если не у кого одолжить тридцать рублей, то можно десять раз одолжить по трешке. Пять человек, которые были в то время в комнате, разошлись по общежитию. Через пятнадцать минут Олегу вручили тридцать рублей. Когда он, счастливый, выбегал из комнаты, Гриша Карнаух крикнул ему вслед

Бубу приехал через неделю после праздников, в воскресенье, и пришел к нам около одиннадцати часов, когда, по меткому замечанию Винни Пуха "завтрак уже давно кончился, а обед еще и не думал начинаться". Столовая открывалась на обед в двенадцать, а закрывалась после завтрака в десять. Вставать в воскресенье так рано, чтобы можно было успеть позавтракать в столовой – нет, таких героев у нас не было. И вот входит Бубу и говорит:

Часа через два Бубу и два добровольца привезли на такси (Из Москвы! – 50 км, по тем временам – рублей тридцать: водители отказывались ехать в Долгопрудный, если им не оплатят обратную дорогу) ящик размером метр на метр на метр, может, помните, были такие деревянные ящики из-под масла…

Оказывается, когда семья собралась на обед (вся семья – и дядюшки, и тетушки, и родители, и невеста, и родители невесты, ну, в общем все-все-все!), Олег рассказал, как ребята в общежитии собрали ему денег на билет и просили "привезти чего-нибудь вкусненького". Он не собирался давить на родственные чувства, и рассказал так, к слову, но родственники пожалели бедных студентов. Кроме того, как я понимаю, если у грузинской хозяйки во время застолья все съели, то это – позор, поэтому еды к празнику приготовили МНОГО. И были даже рады, что ей найдется применение, и не придется выкидывать.

О! Какой это был ящик! Там было три трехлитровые банки с сациви; и шарики бараньего жира, который расплавляют и капают в соленую воду, отчего он почему-то становится по вкусу похож на орешки; и баранья нога, приготовленная по какой-то незнакомой мне технологии: ее закапывали в землю и разводили над ней костер, а потом коптили, или наоборот. Там были две трехлитровые банки с маринованной красной капустой; и банка с лобио; и еще одна с какими-то странными зелеными перчиками, совсем не острыми. По вкусу они были похожи на соленые огурчики, у которых вместо огурцов – мелкий зеленый перец.

Через два года мне вспомнились эти перчики. Я закончил институт и работал в Киеве в институте проблем онкологии. Однажды я зашел проведать заболевшую сотрудницу. Она была армянка и стала мне предлагать еду и напитки: молоко, вино, воду, компот. Я отказывался, а потом увидел на подоконнике тарелку с перчиками.

После этого я пил все, что мне предлагали раньше – и молоко, и вино, и воду, и компот…

Еще там были два торта – один испекла Олегова мама, а другой – невеста…

И ведь, что интересно. После еды не противно мыть посуду – тарелки пахнут какими-то травами, орехами… в общем, хорошо пахнут!

Были там и напитки. Как официальные, так и самодельные. Я тогда впервые попробовал чачу. В то время я еще не был ценителем самогона, поэтому чача мне не понравилась. Но коньяки были отменные!

Мы ели этот ящик четыре дня. У нас в комнате постоянно ошивалось человек десять – двенадцать, из них никто не страдал отсутствием аппетита, так что можете себе представить его размеры!

Пиршество запомнилось всем, в том числе и Князю. Через полгода он заглянул к нам в комнату часов в семь утра. Я как раз собирался на базу.

В комнате тогда нас было только двое – я и Беляныч. Наш третий сосед ездил на базу в Черноголовку, под Москвой, и четыре дня в неделю жил в общежитии в Черноголовке.

Беляныч в то время увлекся перманентами матриц – это то же, что и определитель, но все члены берутся со знаком "+". Практического интереса не имеют. Но Белянычу было достаточно и академического интереса.

Когда часов в одиннадцать вечера я вернулся домой, оказалось что два "Б" – Беляныч и Бубу, целый день не выходили из комнаты, ели бараньу ногу и решали задачи про перманенты. К моему приезду у них оставалось только граммов двести мяса, и при этом они еще не ужинали! Я им объяснил, какие они нехорошие люди, помог им доесть мясо и лег спать...

Наша лаборатория была очень высокая – метров восемь, поэтому она была по высоте разделена на комнату и антресоли. Мой стол стоял на антресолях, куда вела узенькая лестница вроде тех, что ведут в машинное отделение на кораблях. Часов в десять у меня в животе началась небольшая революция.

Чтобы было бегать быстрее, они попросили первокурсников, которые жили поближе к туалету, временно поменяться комнатами, лежали на кроватях голые, а чтобы не оказаться перед дверью занятого туалета, на двух кабинках повесили таблички "ТУАЛЕТ НЕ РАБОТАЕТ".